Все, что дозволено небесами

Спрыгнув с большого пня, где сидела без малого три часа, Дина подошла, чтобы взглянуть на портрет.

С картины ей ответила взглядом юная демоница, окруженная зелеными языками пламени. То есть это была, разумеется, листва деревьев и кустарников, на фоне которых позировала Дина, но с легкой руки художника она превратилась в огонь. Хризолитовые блики отражались в глазах модели, плясали на прядях растрепанных волос.

Наклонившись к портрету, Дина вдохнула запах свежей масляной краски. Последние мазки еще поблескивали.

– Герман, ты гений!

Он скорчил гримасу.

– Я хороший художник, вот и все.

– Вот, значит, как ты меня видишь, – задумчиво произнесла она, отступив на шаг и не спуская глаз с картины.

Герман расстегнул рюкзак, достал оттуда пластиковую бутылку с водой, кусок мыла в целлофановом пакете, белое вафельное полотенце и протянул все это Дине.

– Полей мне на руки.

– Что? Ах, да… Конечно.

Пока он тщательно намыливал и ополаскивал руки, стараясь избавиться от запаха растворителя, Дина молчала. Проникающее сквозь кроны деревьев солнце золотило ее светлые волосы. Чуть дальше, за рощей, в десяти минутах ходьбы, находилась валунная дамба, соединяющая Большой Соловецкий с островом Большая Муксалма. Они уже договорились сходить туда после того, как работа над портретом будет закончена.

Герман умылся, провел мокрыми пальцами по волосам, выпрямился и, не обращая внимания на полотенце, которое протягивала ему Дина, спросил, глядя ей в глаза:

– Твой дядюшка не сообщил ничего нового?

– Нет. Я бы тебе сказала.

– Вечером напиши ему, что мы стали любовниками. Что я на крючке.

– И что это нам даст?

– Посмотрим.

На его лице еще не высохли капли воды, влажный блеск черных бровей и ресниц придавал облику особую драматическую привлекательность.

– Какой же ты красивый, – прошептала Дина, не в силах отвести взгляд.

Совсем недавно он говорил ей то же самое. Говорил о ее красоте.

– Знаешь, о чем я думаю? Когда смотрю на тебя.

– Нет, – улыбнулся Герман. – Я же не телепат.

– Вот бы найти такое место… вне этого времени, вне этого мира… где мы могли бы побыть вдвоем. Только ты и я. Заняться любовью, а потом вернуться сюда, в свою реальность, и продолжать жить дальше, как будто ничего не случилось. Помня о том, что между нами было, но никому об этом не рассказывая. Никому. Ни одной живой душе. Ты читал «Темную башню» Кинга? Я мечтаю о таком же Пряничном домике, какой создал Шими для своих друзей, ставших против воли Разрушителями. Тэд Бротигэн записал на пленку рассказ для стрелков…

– Я понял, о чем ты.

– Балкон на Башне, – тихо добавила Дина, улыбаясь болезненной улыбкой человека, чья тайна перестала быть тайной. – Пряничный домик. Место вне времени, вне реальности. Где можно спрятаться от всех. От всех.

Некоторое время Герман разглядывал ее с таким вниманием, словно собирался, вернувшись домой, написать еще один портрет, по памяти.

– Место, где действие всех человеческих законов приостанавливается. – Он слегка вздохнул. – Я знаю такое место. Но не знаю, как туда попасть.

– Подземное святилище? – Дина поежилась. – А почему ты думаешь, что там…

Налетевший неведомо откуда порыв ветра поднял дыбом ее коротко стриженые волосы, заставил зажмуриться.

– Кажется, будет дождь, – пробормотал Герман. И задумчиво обозрев безоблачное небо над головой, добавил со вздохом: – Но продолжать жить дальше, как будто ничего не случилось, вряд ли удастся. В этом надо отдавать себе отчет.

На берегу пролива, разделяющего два острова, было, как всегда, ветрено и довольно свежо, несмотря на яркое солнце. Запах морской соли и выброшенных волной на берег клочьев водорослей раздражал ноздри. Осторожно ступая по валунам, между которыми торчали пучки лишайника и мха всех оттенков зеленого, они подошли почти к самой воде и остановились, глядя на дамбу.

– Поцелуй меня, – попросила Дина.

Герман искоса глянул на нее. Что еще за провокации? Хотя… Ей ведь не известно его отношение к поцелуям. Этот вопрос они не обсуждали.

– Я не люблю целоваться.

– Ни с кем?

– Ни с кем.

– Но умеешь?

– Умею.

– Как же научился?

– Ну… – Он глубоко вздохнул. Улыбнувшись, потупился с неожиданным смущением. – Все женщины, с которыми я имел дело, любили целоваться. Вот и пришлось.

– Бедняжка! – Видно было, что эта неожиданно всплывшая деталь его интимной жизни изрядно Дину веселит. – Наверное, это было ужасно. Тебе удалось скрыть свое отвращение от подруг? Думаю, да. В противном случае они вряд ли согласились бы «иметь с тобой дело». – Она говорила, давясь от смеха, не спуская с Германа искрящихся глаз. – Что же конкретно тебе не нравится? Вкус? Ощущение чужого языка во рту?

Над морем с криками носились чайки, периодически камнем падая вниз, чтобы выхватить из воды рыбу. Некоторое время Герман смотрел на них, щурясь не то от солнца, не то от раздирающих его противоречивых чувств, потом резко повернулся и схватил Дину за плечи. Процедил чуть слышно:

– Заткнись.

Они уставились друг на друга.

– Ну и дурак же ты, хоть и шаман, – насмешливо произнесла Дина, не оказывая ни малейшего сопротивления.