После нескольких месяцев нашей совместной жизни в лондонской квартире Фэйрли пригласила меня погулять с ее семьей. Мы остановились в пабе на ланч, и я наслаждалась привычными мелочами – прозвища, шутки, истории обо мне и Фэйрли, о тех временах, когда мы были детьми. Я была счастлива: Дункан, очевидно, занял какое-то место в этой семье, но точно не мое. Между нами ничего не изменилось.
К концу прогулки мы с Фэйрли плелись позади всех, как часто делали подростками после поединков «кто больше съест» за ланчем.
– Дункан предложил мне переехать к нему.
– Что ты сказала? – спросила я.
– Я собираюсь переехать, – сказала она виновато; ее робкие слова повисли в холодном воздухе. – Мне кажется, так будет лучше.
– Когда?
– Как только закончится этот год, что я провела с вами в Кэмдене, ребята, – ответила она.
Меня задело это «год, что я провела с вами, ребята»: прозвучало так, будто жить с нами все равно что съездить в отпуск на горнолыжный курорт или отучиться семестр по обмену в Японии; что-то такое, что делается только затем, чтобы потом травить анекдоты.
– Ладно, – ответила я.
– Мне так жаль, я знаю, это трудно.
– Нет-нет, я рада за тебя, – сказала я.
Остаток пути мы провели в молчании.
– Хочешь испечь шоколадные печеньки? – спросила Фэйрли, когда мы пришли домой.
– Ага.
– Отлично. Составь список того, что нам нужно, и я куплю ингредиенты. И почему бы нам не посмотреть ту документалку про Джони Митчелл, которая стоит на полке уже лет сто?
– Да, конечно, – сказала я.
Это напомнило мне поход с мамой в «Макдональдс», когда умерла моя золотая рыбка Герцогиня.
Мы сели на диван, уплетая печенье, переплели ноги и выпустили раздутые животы из пижам на волю. Грэм Нэш[23]
вещал о душещипательных стихах в альбоме Blue.– Я знаю каждую строчку из этого альбома, – сказала я.
Это был единственный альбом, который мы взяли с собой в трехнедельное дорожное путешествие, когда Фэйрли сдала экзамен на права в семнадцать лет.
– Я тоже. Моя любимая – Carey.
– А моя – All I Want, – я сделала паузу, чтобы доесть последнее печенье. – Видимо, больше таких приключений у нас не будет.
– Почему?
– Потому что ты переезжаешь к своему парню и будешь путешествовать с ним.
– Не глупи, – сказала она. – Все будет по-прежнему.
А вот и та самая фраза, на которой я хочу остановиться подробнее: «все будет по-прежнему». Я много раз слышала ее от разных любимых мною женщин. Они говорили это, когда переезжали к своим парням, обручались с ними, уезжали за границу, выходили замуж, заводили детей. «Все будет по-прежнему». Меня это бесит. Да, все изменится.
Знаете, когда вы подросток, вы смотрите на отношения своих родителей с их друзьями и думаете: как странно, что они не так близки, как вы и ваши друзья. Есть какая-то излишняя формальность и странное напряжение между ними. Мама прибирает дом перед встречей, весь вечер они говорят о детском кашле и своих волосах. Когда мы с Фэйрли были детьми, то поклялись друг другу, что никогда такими не станем. Она сказала: «Обещай, что даже когда нам будет пятьдесят, мы будем дружить так же, как сейчас. Я хочу сидеть на диване, есть печенье и обсуждать всяких сучек. Я не хочу становиться одной из тех тетушек, которые собираются вместе только пару раз в месяц на ярмарке ремесел». Я пообещала. Тогда я еще не знала, насколько трудно сохранить эту близость с подругами, когда становишься старше. Она не остается просто так.
Я наблюдала за этим много раз: женщина всегда подстраивается под жизнь мужчины. Она проводит кучу времени в его квартире, встречается со всеми его друзьями и их подружками, дарит цветы его маме на день рождения. Не то чтобы женщинам нравилась вся эта канитель, просто они к ней привыкли.
Поэтому, когда женщина моего возраста влюбляется в мужчину, ее список приоритетов меняется с этого:
1. Семья
2. Друзья
На этот:
1. Семья
2. Парень
3. Семья парня
4. Друзья парня
5. Подружки друзей парня
6. Друзья
И ты начинаешь видеть свою подругу не раз в неделю, а раз в шесть недель. Она становится эстафетной палочкой, а ты – последним в очереди. Ты получаешь ее, скажем, на свой день рождения или бранч, а затем передаешь парню, чтобы начать этот длинный и скучный круг заново.
Эти моменты отсутствия в жизнях друг друга медленно, но верно превращаются в гигантскую брешь в вашей дружбе. Любовь все еще есть, но нет близости. Не успеешь ты это осознать, как вы уже живете разными жизнями, проводите все время со своими парнями и встречаетесь за ужином раз в шесть недель, чтобы рассказать друг другу «как жизнь». Теперь я понимаю, почему наши мамы делали уборку перед тем, как позвать друзей, чтобы спросить у них «Ну, что нового?» неестественно радостным тоном. Я поняла, как это происходит.