Все, что я знаю о любви. Как пережить самые важные годы и не чокнуться

— Ну, мы целовались с Финном, — говорит она, пока мой друг в другом углу ванной пялится на нее, как баран, и пытается застегнуть ширинку. — О, привет, — она нехотя отвлекается от темы и продолжает: — В общем, мы целовались с Финном, и все шло хорошо, но тут я подумала: а что, если он заметит мои трусики?

— В смысле?

— Корректирующее белье, — говорит она, приподнимая платье, чтобы продемонстрировать мне свои трусы-утяжки. — Чтобы не казаться толстой.

— Ну тогда просто сними их, — сказала я, пытаясь вытолкать ее из ванной. — Притворись, что вообще не носишь белье.

— Но куда мне их деть? В каждой комнате куча людей, я обошла их все, везде кто-то есть.

— Оставь их здесь, — говорю я, указав на бочок унитаза. — Никто не найдет.

Я помогаю Лорен снять утяжки, мы прячем их за унитазом, и я ее выпроваживаю.

К сожалению, из-за прорвы выпитого алкоголя и выкуренной марихуаны у курьера не стоит. Мы предпринимаем несколько попыток исправить ситуацию, во время одной из которых, самой неистовой, вырываем душ из стены, но все напрасно. В конце концов мы смиряемся с судьбой и расстаемся друзьями — он идет на другую вечеринку и обнимает меня на прощание.

Мы с Лорен воссоединяемся в комнате, насквозь провонявшей марихуаной, чтобы поделиться успехами. Оказалось, что Финн тоже ушел в черные первые часы Нового года, когда замаячила перспектива вечеринки получше. Мы пьем за превосходство женской дружбы над отношениями, а затем вливаемся в эмо-группу, с которой познакомились еще на открытом микрофоне в Уэтстоуне. Ей достался солист с прической под Роберта Смита, а мне басист с щечками, как у резинового пупса.

Мы расположились у шкафа, покуривая Silk Cuts, скручивая косячки на своем импровизированном конвейере из четверых рабочих и по очереди подключая плееры к колонке, чтобы проиграть микс из Джона Мэйера и Panic! At The Disco. Вдруг музыка затихает.

— Кто-то сломал душ, — властно заявляет Хейли. — Нужно найти того, кто это сделал, чтобы он заплатил за ремонт, иначе у нас будут неприятности с комендантом.

— Да, надо найти его, — нечленораздельно кричу я. — Думаю, это тот парень маленького роста с длинными волосами.

— Какой парень?

— Он был тут, — говорю я. — Секунду назад. Это точно был он, я видела, как он выходит из ванной с какой-то девчонкой и смеется. Думаю, они вышли покурить.

Я возглавляю охоту на ведьм и веду всех на улицу, чтобы найти вымышленного парня, но быстро теряю к этому интерес, когда вижу Джоэла. Джоэл был самым знаменитым сердцеедом на севере Лондона; еврейский Уоррен Битти с взъерошенными гелем волосами и шрамами от акне; Дэнни Зуко^[20] окраин. Я предлагаю ему сигарету, и вот мы уже целуемся, как будто это ничего не значащий треп об экзамене на права.

Мы мигрируем обратно в комнату, и я наслаждаюсь Джоэлом: он дает мне намного больше очков статуса, чем давно забытый курьер. Мой триумф омрачает только то, что нам больше не удастся оккупировать ванную, которая теперь занята Хейли и ее группой Молчаливых Свидетелей из Отдела толчковой криминалистики. Стоят там и демонстрируют чудеса дедукции, пытаясь выяснить, кто же все-таки сломал душ. Я подыскиваю место получше, как вдруг Кристин, симпатичная блондинка, Сэнди^[21] для Джоэла-Дэнни, спрашивает, не мог бы он пойти перекинуться с ней словечком. Я снисходительно разрешаю — как говорится, если хочешь кого-то трахнуть — отпусти.

Лорен и я воссоединяемся на сигаретку Mayfair.

— Они встречались раньше, еще в школе, — рассказывает она. — Все было очень серьезно.

— Ох, — говорю я, глядя, как Кристин и Джоэл направляются к выходу, держась за ручки. Он машет мне на прощание.

— Было приятно познакомиться, — говорит он.

Лорен занята эмо-певцом, с которым они разговаривают об аккордах: верный признак близости секса. Скоро утро, мне вставать через два часа и ехать на работу в магазин обуви на Бонд-стрит, где я на однопроцентной комиссии, которую не могу себе позволить потерять. Начинаю искать свободный кусочек ковра в темной комнате, чтобы уснуть и, к своему изумлению, нахожу целую кровать. Завожу будильник на шесть.

На следующее утро я просыпаюсь с самым ужасным похмельем в своей жизни; мой мозг будто вывернули наизнанку, веки слиплись от туши, дыхание стало настолько зловонным, будто крыса, налакавшись совиньона, заползла ночью ко мне в рот, умерла там и даже успела разложиться. Я смотрю на свою мини-юбку из Topshop, голые ноги и мартинсы, и вспоминаю, что не взяла рабочую униформу.

— Хейли, — шиплю я, толкая ее большим пальцем ноги; Хейли спит в горе джемперов на полу. — Хейли, мне нужно платье. Простое черное платье. Я занесу его обратно сегодня вечером.

— Ты в моей постели, — говорит она. — Тебя было не вытолкать вчера ночью.

— Прости, — говорю я.

— И Лорен сказала, что это ты сломала душ, — бормочет она в джемперы.

Ничего не отвечаю, тихонько выскальзываю из квартиры, сожалея о героическом акте альтруизма, совершенном мной всего пару часов назад: я нашла тетрадку с грустными маленькими готическими стишками под кроватью Хейли и даже не прочитала ее от корки до корки.