Все, что я знаю о любви. Как пережить самые важные годы и не чокнуться

— Ты выглядишь как бомж, — говорит моя начальница Мэри, похожая на ведьму, когда я прихожу на работу. — И пахнешь тоже. Иди на склад, — машет она мне рукой, будто отгоняя муху. — Нельзя в таком виде общаться с покупателями.

Когда я возвращаюсь домой после самого длинного рабочего дня в моей жизни, то сразу захожу на фейсбук, чтобы определить масштаб фотоущерба вчерашней вечеринки. На самом верху моей странички красуется фотография гигантских трусов Лорен крупным планом, загруженная Хейли в альбом «Потеряшки». На фотке отмечены все присутствующие на вечеринке. Подпись гласит: «ЧЬИ ЭТО ТРУСЫ?»

14. История: все будет по-прежнему

Когда я бросила Гектора, то была уверена, что Фэйрли и Дункан тоже очень быстро расстанутся. Ведь это я была единственным связующим звеном между ними. Раз я покинула мрачную башню в Ноттинг Хилле, у них не должно было остаться ничего общего. Однако через несколько недель Фэйрли обронила в разговоре, что они собираются в небольшой отпуск в Кембридж. Зависть мгновенно отравила мою кровь, тело жгло так, будто по жилам тек уксус. Из нас с Фэйрли именно я всегда была той, у кого был парень, а теперь он появился у нее, да еще и весь такой правильный и взрослый. Не тот, кто носит ее трусики на работу, не тот, кто заставляет ее надевать боди в сеточку, не знает ее фамилию или пишет ей только раз в неделю. У Фэйрли появился парень, который проводил с ней больше времени трезвым, чем пьяным, который брал ее в мини-отпуск, звонил ей, вместо того чтобы писать, и действительно хотел с ней разговаривать.

— Почему же Кембридж, а не Белла Италия или типа того? — горько жаловалась я нашей общей подруге Эй Джей. — Что ж, удачи. Пусть веселятся.

— А что там за парень? — спросила Эй Джей.

Правда в том, что я практически его не знала.

— Плохие новости, — огрызнулась я. — Слишком стар и слишком серьезен для нее.

И вот спустя три месяца после этого он сказал, что любит ее. Она объявила об этом за ужином с друзьями. Мы все чокались и визжали — но по пути домой я написала печальную заметку в айфоне.

Несмотря на то, что я все эти годы ненавидела наблюдать за тем, как с Фэйрли обращаются мальчики-подростки — помыкают ею, игнорируют, бросают, — я поняла, что это была моя своего рода привилегия. Пока парни не воспринимали ее всерьез, она полностью принадлежала мне. В тот самый момент, когда взрослый мужчина с мозгами заинтересовался ею, я оказалась в полной жопе. Хотя, конечно, как он мог не влюбиться? Она красивая, веселая, самая добрая из всех, кого я знала. Она годами одалживала мне деньги, чтобы вытащить из очередной передряги, подбирала меня на своей машине в три часа ночи, когда переставал ходить мой автобус. В ней сочетались все качества идеального партнера: сперва думала о других, умела слушать, все запоминала. Она оставляла записки в моем ланч-боксе и посылала открытки с надписью «Я тобой горжусь».

Я нравилась парням только благодаря своим хитроумным фокусам с зеркалами и дымом, тяжелым макияжем и литрами алкоголя, бравадой и преувеличениями. В случае с Фэйрли не было никакой лжи и представлений — если парень в нее влюблялся, то любил каждую ее клеточку с самого первого свидания, не важно, осознавал он это или нет. Она была моим самым охраняемым секретом, и теперь его раскрыли.

Наша первая с самого знакомства ссора произошла через год — на рождественской вечеринке у Дианы. Я была там со своим новым парнем, хиппи-аспирантом, мономаньяком с монобровью. Она пришла позже с Дунканом. Я увидела ее впервые за месяц, сделала вид, что не заметила, но следила за ней краешком глаза и громко смеялась, пытаясь доказать, что мне ужасно весело тут без нее.

Когда она подошла, разговор вышел резким.

— Почему ты игнорируешь меня весь вечер? — сказала Фэйрли.

— Нет, это ты почему игнорируешь меня весь год? — ответила я.

— О чем ты говоришь, я только вчера писала тебе.

— Ах да, ты писала. У тебя отлично это получается. Эсэмэски означают, что тебе совершенно необязательно видеть меня хотя бы раз в месяц, в то время как к Дункану ты уходишь каждую ночь. Это твое главное алиби на случай, если кто-нибудь спросит, что случилось. Ты сможешь ответить: «Ой, ну я же пишу ей. Я пишу ей каждый день».

— Мы можем обсудить это наверху? — прошипела она.

Я наполнила свой пластиковый стаканчик водкой с каплей колы и гневно протопала в спальню Дианы. Мы кричали друг на друга два часа. Сначала громко, потом чуть тише и наконец заводились так сильно, что не могли больше продолжать и сдавались. Я сказала ей, что она меня бросила. Даже придумала сложную метафору того, как осознала, что она всегда видела во мне только «былое величие».

— ДА ЧТО ЭТО ВООБЩЕ ЗНАЧИТ? — закричала она.