Всё, что исхожено…

– Харам?! – задыхаясь от возмущения, переспросил его я. – А пить пиво, которого мне и самому мало, – не харам?!

– Харам, – согласился юный злодей, – но оно мне очень для здоровья полезно.

Услышав такое, я не стал спорить, а поспешил за своей баночкой. Выкушав её, отметил, что здоровье моё, действительно, поправилось. Ровно настолько, чтобы не промотыжить благочестивого собеседника в мелкий бефстроганов, а ограничиться крупными шашлычными формами. Но кетмень Девил предусмотрительно не выпускал из рук, а своим ржавым секатором я мог разве только попортить его одежду.

Мичурин

В пятницу звонит мой Мичурин, весь такой официальный и неприступный, и сухо говорит, чтобы в ближайшую неделю я его не беспокоил. Мичурин – это такой наш местный Тимирязев, совершенно обезумевший на почве садоводства. Меня мои друзья несколько лет назад с ним познакомили, полагая, что мы с ним очень будем друг друга дополнять, и теперь я не устаю о нём писать.

И вот звонит Мичурин и говорит, что все ему надоели и он уезжает на неделю. Я по простодушию не понял всей торжественности момента и спросил, а куда, собственно, ты собрался, когда у тебя кошек полон дом, и двор, и близлежащие улицы до самого моря. А он мне отвечает трагическим голосом, что, мол, неважно и вообще это не твоего ума дело.

– Ну, ладно, – зевнул я, – вернёшься – звони.

А через два дня вдруг снова звонок от Мичурина:

– Ты чего делаешь?

– Жду, когда через неделю ты вернёшься.

– Давай съездим в Лидл?

Лидл – это у нас с ним тут магазин есть один любимый немецкий.

– Давай, – не удивляясь его раннему возвращению, говорю я.

И мы поехали. Дорогой Мичурин мне рассказал, что в пятницу машина сбила Гучика, его самого любимого кота. И как он с фонариком искал Гучика повсюду, ещё не зная о свершившийся трагедии. И нашёл в пятидесяти метрах от дома мёртвого, на обочине. Или Гучик сам отполз от дороги, умирая, или его сбившие отнесли в надежде, что кот ещё поправится.

Мы уже подъехали к магазину, а Мичурин всё ещё не закончил рассказа:

– Я его по квартире всегда с фонариком искал. Он, наверное, привык к этому свету и не испугался света фар.

Я нашёл место на паркинге в тенёчке и выключил двигатель. Я не перебивал кошколюба, и он не ждал моих комментариев. Только один раз он обратился ко мне с вопросом:

– Хочешь, я тебе одну притчу расскажу?

Я хотел, и он рассказал. Я, вообще, плохой пересказчик анекдотов и притчей, но попробую поделиться.

Один человек очень любил свою собаку. И она его тоже очень. Когда человек этот умер, его похоронили, и собака пришла на его могилу и лежала на ней, пока тоже не издохла от голода и горя.

И вот они оба попадают на небеса, а там сразу двери перед ними с названием «Рай». То есть, это, видимо, неплохой был человек, если ему сразу райские врата предъявляют. Обрадовались они и ринулись в эти двери. Но там привратник стоит и ладошкой их останавливает:

– С собаками нельзя!

Пригорюнился недавно усопший и спрашивает:

– А куда можно с собаками?

Привратник махнул рукой на другие двери, без вывески. Пригорюнились друзья, и пошли туда. А там тоже привратник сидит. Наш законопослушный человек на всякий случай спросил, можно ли сюда с собаками. Да, можно, оказывается.

– А здесь у вас ад? – упавшим голосом спросил бывший собаковод.

– Нет, здесь у нас рай, – сидя на скамеечке, ответил ему привратник.

– Да как же, рай у вас вон там!

– Нет, не смотрите на вывеску, там у нас как раз ад.

Мичурин с трудом дорассказал притчу и залился неутешными слезами. Я тоже не мог сдержать эмоций, хотя, казалось бы, почему? Притча, конечно, хороша, но ни кот мичуринский мне родным не был, ни балаболка Мичурин не должен бы был меня так растрогать. А может быть, меня тронуло то, что душа его, избитая и испитая, так и осталась доброй по-детски?

Мы ещё посидели немного в машине на лидловском паркинге и уехали. Чего мы в этом Лидле не видали?

А сегодня мы с Мичуриным в дым разругались.

Дело в том, что Мичурин очень любит разные эксперименты с растениями, и здесь я ему даю полную волю. Потому что я добрый и демократичный. Он тоже не злой, этот Мичурин, как его прозвали в православном Кипре, хотя в миру он совсем даже Олег Валеев. Правда, не демократичный, в отличие от меня. И он всё время пытается насадить автократию в моих владениях. А мне это в тягость, поэтому я решил выделить ему для его фантазий отдельное поле.