Все, что мы хотели

Я поднялся на крыльцо и постарался внятно сформулировать, что чувствую. Я злился точно так же, как и по дороге сюда, но теперь к моей злости прибавилось что-то ещё. Испугался ли я? Нет. Позавидовал им? Нисколько. Расстроился ли оттого, что они так богаты? Вряд ли. Найдя наконец дверной звонок, я понял: то, что богатый мальчик сделал гадость бедной девочке, так предсказуемо, и мне противно было осознавать себя частью клише. И ещё, если честно, я разозлился на этого засранца-папашу за то, что в нём нет ни капли здравого смысла. Кто, кроме полнейшего идиота, станет приглашать незнакомца в свой дом, тем более такой дом, тем более если его кретин-сынок сделал пакость? Посмотрел ли он информацию о Лиле или обо мне? Знает ли, что Лила одна из немногих, кто учится в Виндзоре за счёт госфинансирования? За десять секунд он мог выяснить с помощью Гугла, что я плотник – из тех, что он, вероятно, нанимает и потом выносит им мозги за каждую мелочь. Значит, он либо не потрудился это посмотреть, либо посмотрел и теперь ему насрать на мои чувства. Я не знал, что хуже, но ещё сильнее его возненавидел.

С таким тяжёлым чувством я нажал кнопку звонка, прислушался к эху. Прошло по меньшей мере тридцать секунд, в которые я старался думать о том, что у этих людей есть только деньги, а у меня – моральное превосходство, и закон, конечно, будет на моей стороне.

Наконец дверь открылась, и я увидел пожилую латиноамериканку, которая пригласила меня войти и сказала, что сейчас позовёт мистера Браунинга. Эта сцена тоже была до ужаса стереотипной, особенно когда мистер Браунинг тут же материализовался у неё за спиной. Конечно, он запросто мог бы и сам открыть дверь, но предпочёл, чтобы её открыла чернокожая домработница. Напускай на себя важный вид, и всё приложится, – вот по какому правилу он, несомненно, жил.

Не представив её мне и не поблагодарив, он отпихнул женщину в сторону и втиснулся в дверной проём. Всё в его внешности сразу же вызвало во мне отвращение. Нездоровый румянец, будто он целыми днями распивал алкоголь на поле для гольфа. Смазанные гелем волосы, слишком тёмные, чтобы это был натуральный цвет. Розовая льняная рубашка, верхние две пуговицы, расстёгнутые слишком низко.

– Привет, Том, – сказал он, протягивая мне руку. Грохочущий голос, как у мальчишки-студента, вполне сочетался с хваткой со всей дури. – Кирк Браунинг. Прошу вас, входите.

Я кивнул, выдавил из себя приветствие, и он отступил назад, позволяя мне войти. Я окинул взглядом прихожую, удивился лаконичности и современности стиля. Над чёрным лакированным комодом нависала гигантская абстрактная картина в бледно-голубых тонах. Не сказать, чтобы мне такое нравилось, но вынужден признать – выглядело впечатляюще.

– Спасибо, что пришли. – Кирк сиял искренней улыбкой. – Пообщаемся в моём кабинете?

– Давайте, – ответил я.

Он кивнул и повёл меня через парадную гостиную по широкому коридору в тёмный, обшитый деревянными панелями кабинет, который украшали оленьи головы и чучела птиц, однако дизайнерское решение было довольно радикальным.

– Добро пожаловать в мою берлогу! – Он хохотнул. Я натянуто улыбнулся.

– Подходящее время для скотча, не так ли? – он указал в сторону полного бара. – Кое-где уже вечер.

– Нет, спасибо, – ответил я, – но вы пейте, я не возражаю.

Он, казалось, всерьёз задумался, чтобы выпить одному, но всё же решил, что не стоит, и указал на кресла посреди комнаты. Мне отчего-то показалось, будто их поставили здесь специально для меня, и от этой мысли по спине поползли мурашки.

– Присаживайтесь, – сказал он.

Я выбрал кресло с видом на дверь, спиной к камину. Конечно, он не дровами топит, подумал я. Он уселся, поставив ноги идеально параллельно друг другу и продемонстрировав голые лодыжки. Никаких носков с мокасинами – типичный Белль-Мид.

– Ещё раз спасибо, что пришли, Том. – Он чуть понизил голос, подчёркивая моё имя. Я кивнул и ничего не сказал, не желая облегчать ему задачу.

– Надеюсь, не страшно, что я прервал ваш рабочий день?

Я пожал плечами и сказал:

– У меня гибкий график… работаю сам на себя.

– Вот как, – ответил он, – и чем же вы занимаетесь, Том?

– Я плотник.

– Ух ты. Ага. Здорово. – Его голос и выражение лица сочились снисходительностью. – Говорят, самые счастливые люди – те, кто работает руками. Хотел бы я быть… порукастее. – Он опустил глаза, посмотрел на свои ладони, несомненно, столь же мягкие, сколь и бесполезные. – А то даже лампочку поменять не могу.

Я поборол в себе порыв спросить, сколько человек меняет их за него, а потом подумал – а собственно, какого чёрта.

– У вас, наверное, есть для этого специально обученные люди?

Он, казалось, чуть смутился, но быстро пришёл в себя:

– С этим неплохо справляется моя жена, Нина. Хотите верьте, хотите нет.

Я приподнял бровь.

– Она меняет лампочки?

– Ха. Нет… ну то есть она выполняет мелкую работу по дому. Это приносит ей удовольствие. Но для более сложных дел у нас есть помощник. Отличный парень. Ларри, – сказал он так, будто все неквалифицированные рабочие знакомы друг с другом.

Я обвёл взглядом комнату и спросил: