Мишка занимал очередь в буфете и, если она не успевала, брал ей винегрет, ореховую булочку и сладкий чай – все, что Даша любила. Мишка подарил ей большого серого медведя с черными влажными и печальными глазами. «Правда похож на меня?»
Даша смеялась.
Медведя Даша тут же одела: ползунки, майка, ботиночки, шарфик. И новый любимец прочно занял место на ее кровати. Засыпала она с ним в обнимку.
Летом в каникулы они поехали путешествовать – Кострома, Ярославль, Плес, Суздаль, Владимир. Когда на автобусах, когда на попутках. Ночевали в лесу или просились в деревенские избы. И это было счастьем. Как хорошо им было вместе, вдвоем. И ни разу – ни разу! – они не поссорились.
Из того путешествия Даша вернулась беременной.
– Отлично, – воскликнул Мишка. – Значит, буду отцом! Ну а ты, Дашка, матерью!
– Какой матерью, каким отцом, – рыдала Даша. – Нам по восемнадцать, мы сами дети с соплями под носом. Два нищих студента. Вот где, например, мы будем жить? У тебя? Нет, извини! Жить со свекровью? У меня? Ты вообще знаком с моей мамой? А тут пеленки на веревках, коляска в коридоре, крики младенца! Не-е-ет. – Даша мотала головой. – Да она нас и не пустит. Ларисе Владимировне главное тишина и покой. И меня на всех вас не хватит – на нее, ребенка и тебя.
Мишка нес околесицу: «Пойду работать, снимем квартиру». Наивный дурак. Ничего он не понимает и ничего не представляет, ничего.
О господи, настоящий, живой ребенок! А институт? Даша бросит институт, останется неучем?
– Нет, никакого ребенка. Мы просто не справимся. Ты даже не представляешь, что такое младенец.
– А ты представляешь? – смеялся Мишка.
«Или совсем дурак, или святой, – думала Даша. – А может, и то и другое».
Потом он привел ее к своей маме. Жили они вдвоем, Мишкин папаша сбежал вскоре после рождения сына. Мама, Елена Семеновна, стоматолог в районной поликлинике, Даше понравилась. Интеллигентная, скромная, милая женщина.
– Помогу, – просто сказала она, – о чем речь! Это мой сын и мой внук. Почему внук? А может, внучка, какая разница? – рассмеялась будущая свекровь. – И, Дашенька, – строго добавила Елена Семеновна: – Никаких, детка, абортов! Ты что, моя девочка? Убить свое дитя? Вы с Мишей любите друг друга, у вас полнейшее взаимопонимание! Да, слишком рано. Да, не ко времени. Но раз так случилось, будем рожать.
Квартира, в которой жили Поляковы, была маленькой, скромной – две комнаты, Елены Семеновны и Мишкина. Мишкина проходная.
– Отдам свою, – решительно сказала Елена Семеновна. – Вам там будет лучше.
Ну вот, теперь понятно, в кого Мишка – в маму! Тоже святая и тоже… с приветом. Отдать свою комнату и поселиться в проходной! Это значит, что по ночам они будут шастать через нее.
Спустя два месяца, когда тянуть уже было нельзя, Даша сказала маме. Та посмотрела на нее как на умалишенную. А что, Лара права. Даша и сама думала так же.
– Ну рожай, – проговорила Лара, – твое решение. Только… Только ты понимаешь, что я здесь ни при чем.
«Еще бы, – подумала Даша. – А то я с тобой не знакома! И кстати, я на тебя не рассчитывала. Можешь расслабиться».
Все понимала, а обида осталась. Тут же сравнила – будущая свекровь и родная мать. Какие разные женщины.
В декабре поженились. Никаких пышных торжеств – ни денег, ни желания. Плюс токсикоз. Расписались – в загсе их было четверо: жених и невеста, свекровь и Ларочка, теща. На Ларочкином лице застыла гримаса брезгливости. Ну что ж, спасибо, что пришла.
К кафе возле загса подъехали Мишкин двоюродный брат Гриша из Химок, друг Женька с девицей и две Дашины подружки, школьная Машка и дачная Наташка. Та, с которой все детство ругались. Прощаясь – Даша ловила Ларе такси, – та усмехнулась:
– Ну удачного начала семейной жизни!
Даша смотрела вслед уходящей машине и плакала. Кажется, Ларе будет только лучше, что дочка ушла. Вспомнила Ларины слова:
– Ничего страшного в одиночестве нет. Уединение – счастье. Не понимаю людей, не умеющих себя занять. Мне никогда не бывает скучно с самой собой, для меня это радость.
Вот и радуйся, мама! Только не забудь покупать хлеб, сыр и молоко. И да, наконец научись включать пылесос и стиралку! Теперь иначе никак.
Обида, конечно, была. И переезжать из любимой квартиры совсем не хотелось, но пришлось, куда деваться.
После родной родительской, из трех больших комнат, кухни в одиннадцать метров и потолков под четыре, в маленькой пятиэтажке было ужасно. Потолок висел на голове, на крошечной кухоньке еле умещались втроем, в ванной было не развернуться, а в прихожей двоим не разойтись.
Но свекровь оказалась женщиной доброй и славной и к неожиданно возникшей жиличке относилась с нежностью и вниманием, хотя Даша понимала, что и ей непросто. Токсикоз прошел к четвертому месяцу, животик был маленький, аккуратный, почти незаметный. Только все время хотелось есть. Мишка прибегал к ее аудитории и ждал с пакетом булочек, вафель и пирожков.
Даша жадно и быстро съедала все, что приносил муж, и на пару часов ее отпускало.