Все, что мы оставили позади

Ветер ударил меня в спину, взъерошил ей волосы. Я поймал завитки, прилипшие к ее влажным губам, и убрал их за ухо, позволив своим пальцам задержаться на изящной линии ее шеи. Мой взгляд скользил следом за пальцами, когда они опустились к впадине ключицы и пробежались по округлостям ее грудей.

– Он подавлен, – ответил я. Джулиан плакал, я тоже плакал. Я оставался с ним, пока он не уснул беспокойным сном.

– У него появятся вопросы, когда он все осознает. – Наталия раздвинула колени, чтобы я встал между ними.

– Я отвечу на любой его вопрос. – Я легко поцеловал ее в лоб, и ее пальцы нажали на мои бедра, прижимая меня. – Я люблю тебя, Нат.

– Я тоже люблю тебя, Карлос. И всегда буду любить тебя, любого тебя.

У меня защипало глаза. Лицо напряглось, когда я попытался сдержать эмоции, еще не остывшие после долгого разговора с Джулианом. Прижав руку Наталии к сердцу, я прошептал у самых ее губ «то же сердце» и поцеловал ее. Между поцелуями я рассказал ей о тех вещах, которые положил в сейф.

– Я написал самому себе два письма. Одно я положил в сейф, другое отправил по почте тебе.

– Мне?

– Не вскрывай его. Сохрани для Джеймса.

У Наталии перехватило дыхание, и она напряглась под моими блуждающими руками.

– Что в нем написано?

Я поцеловал ее в шею, ощутил соленый вкус ее кожи и произнес молитву о том, чтобы, в конце концов, у нас двоих и у моих сыновей все получилось.

– В нем написано, – начал я, развязывая тесемки ее бикини, – «Дорогой Джеймс…»

Я пересказывал то, что написал в письме, и любил ее, надеясь, что это не в последний раз.

Глава 31 Джеймс

Настоящее время

30 июня

Ханалеи, Кауаи, Гавайи

Томас выглянул из-за стюардессы, склонившейся над Джеймсом.

– Страшный сон? Ты побеспокоил других пассажиров.

Стюардесса положила руку ему на плечо:

– Хотите кофе?

Джеймс расправил мятую рубашку и выпрямился в кресле.

– Да, это было бы замечательно. – Он почти не спал предыдущую ночь и вырубился, как только самолет взлетел.

Томас показал Джеймсу свой пустой стакан из-под «кровавой Мэри».

– Пойду за добавкой. – Брат прошел в начало салона первого класса, оставив Джеймса приходить в себя после дезориентации.

Руки у него дрожали, пульс частил. Этот кошмар был тяжелым. Он долгие годы не вспоминал о своем отце и встречах с ремнем. Хорошо забытые воспоминания, подумал Джеймс, пытаясь найти в ручной клади свой телефон. Пальцы нащупали конверт, который Наталия дала ему перед отъездом.

На конверте было написано его имя. Странно, что почерк Карлоса отличался от почерка Джеймса, хотя, впрочем, этого следовало ожидать. У них был разный стиль и в живописи. Края конверта потерлись, как будто его хранили в ящике с другими вещами. Или, возможно, Наталия много раз брала его в руки, гадая, представится ли ей возможность отдать конверт Джеймсу.

Он разорвал конверт и развернул лист бумаги. Наверху была эмблема «Эль-Студио дель Пинтор», художественной галереи, которую он продал в Пуэрто-Эскондидо. На бумаге было аккуратно выведено именно то, о чем говорила Наталия. Это было письмо ему от него. Пока Джеймс читал, его руки продолжали дрожать, а сердце устремилось к тому, кто в какой-то момент понял, что его время подходит к концу.

Дорогой Джеймс!

Когда ты вышел из состояния фуги и понял, что потерял больше, чем годы воспоминаний, ты наверняка разозлился на мир и возненавидел своих братьев. Ты любил Эйми и, вероятно, ненавидишь меня. Я тот парень, который отказался от лечения. Я не хотел вспоминать, кем я был, потому что для этого нужно было забыть, кем я стал. Но я медленно начинаю принимать то, что скорее всего я выйду из фуги и снова стану тобой. Я наконец понял, что есть нечто большее, чем ненависть к самому себе и стыд за то, что не смог защитить Эйми от Фила. Есть что-то еще в твоем прошлом, потому что я часто вижу это в ночных кошмарах. Должно быть, это и объясняет, почему фуга продлилась так долго.