Джеймс вставил в прорезь ключ, который мать оставила ему у администратора. Замок щелкнул, и он открыл дверь в апартаменты Клэр.
Фил расположился на диване, положив руку на спинку. На брате была персиковая рубаха с гавайским рисунком, белые шорты и шлепанцы. Фила, всегда самого высокого и стройного среди них троих, заметно изменила тюрьма. Глубокие морщины прорезали лицо, редко видевшее солнце. Он прибавил в весе, обзавелся брюшком, а волос на голове стало меньше. В тех, что остались, появилась седина. Он потягивал желтый коктейль со сливками и голубым бумажным зонтиком и улыбнулся, когда увидел братьев.
Джеймс не знал, каких ощущений он, собственно, ждал от встречи с Филом. Ярость, охватившая его, когда он увидел старшего брата лежащим на Эйми, была логичной. Как был бы логичным и ужас, леденивший Джеймсу кровь, когда Фил направил на него ружье и приказал плыть. Слава богу, Джеймс еще со времен колледжа пробегал марафонскую дистанцию и тренировался для триатлона. Иначе он никогда ни за что не выжил бы. Он понял бы и враждебность. Из-за того, кем и чем был Фил, отец не раз устраивал ему порку. Эдгар Донато с успехом вбивал враждебность к Филу в Джеймса и Томаса.
Но угрызений совести Джеймс точно не ожидал. Фил не просил, чтобы его родили, и хотел лишь одного: чтобы его уважали и считали членом семьи. Он не раз пытался взять на себя роль старшего брата, а Джеймс насмехался над ним. Чем меньше он взаимодействовал с Филом, тем меньше было шансов совершить ошибку и думать о нем как о брате. Это избавляло задницу от рубцов.
Фил, каким он стал теперь, это результат того, что с ним сделала семья. Все лишнее – гнев, склонность к насилию и злоба – это доспехи, которые он носил, чтобы не только выжить в этой семье, но и ясно и громко заявить о том, что он о них думает.
–
– Чего ты хочешь, Фил? – требовательно спросил Томас, опередив Джеймса.
– Чего
– Тогда зачем ты заставил нас приехать сюда?
– Это не он. Это я. – Клэр вошла в номер, словно царственный матриарх, которым она и была.
– Добро пожаловать на семейную психотерапию в стиле Донато, – осклабился Фил. – Это большое долбаное воссоединение семьи.
– Заткнись, Филипп. – Клэр в ворохе разноцветного шелка села на диван напротив него. Она пригладила тунику на ногах. – Доктор Брэкмен будет здесь через тридцать минут. Он – семейный психотерапевт с отличными рекомендациями. Он прилетел сегодня утром по моей просьбе.
– Да ты, черт побери, шутишь? – Томас сорвал пиджак и бросил его на спинку кресла. Его слова и тон точно отражали чувства Джеймса. Томас закатал рукава сорочки и направился к бару. Пиджак соскользнул на пол.
– Томас, следи за своими выражениями. – Клэр поправила декоративные подушки у себя за спиной. – Ваш отец умер более семи лет назад, Господь упокой его душу, и с тех пор мы ни разу не собирались всей семьей. Я была не в восторге от его позиции по многим вопросам и от его методов воспитания. Нам необходимо это обсудить. Прошла целая вечность с тех пор, как мы разговаривали.
– Вечность – это слишком мало. – Томас налил себе скотч, выпил и снова наполнил стакан. Потом поднял бутылку и бровь, глядя на Джеймса.
– Нет, спасибо. – Джеймс поднял пиджак Томаса. Из кармана выпал бумажник. Джеймс положил пиджак на спинку кресла и отошел с бумажником к окну.
– Я должна кое-что сказать, Томас, и ты меня выслушаешь, – это был приказ матери. – Я никогда не была согласна с тем, как ваш отец обращался с Филом. Он ваш брат. Но я любила вашего с Джеймсом отца так же сильно, как любила твоего отца, Фил. Я обожала брата, он стал для меня идолом, как вы, должно быть, знаете. Когда я росла, он учился сначала в пансионе, потом уехал в колледж. Когда он вернулся домой, между нами пробежала искра. Мы оба почувствовали…