Все, что помню о Есенине

"Если вздумаешь на месяц-другой прикатить в рыжий Париж, и если тебе нужно будет помочь визовыми затруднениями, напиши! (текст Кусикова.-М. Р.). Использую все мои знакомства и сделаю все что смогу!" (Подчеркнуто Кусиковым.М. Р.}.

Ясно, что у Кусикова были такие крупные связи, что он мог содействовать въезду в Париж. Стало быть, мог сделать и гак, чтобы человека туда не пустили.

Есенин вернулся в Москву изнуренным, больным. Чем это объяснить?

Во-первых, его замучила тоска по родине. Правильно сказал Жорж Жак Дантон: "Родину нельзя унести с собой на подошве сапог".

Во-вторых, ему не понравилась Западная Европа. Сергей пишет из Остенде: "...Теперь отсюда я вижу, боже мой! До чего прекрасна и богата Россия... Кажется нет еще такой страны и быть не может!" (Там же, стр. 160.).

Из Парижа: "...О, нет, вы не знаете Европы!.. Во-первых, боже мой, такая гадость, однообразие, духовная нищета, что блевать хочется"... (Там же, стр. 166.).

{174} Об американцах: "Владычество доллара съело в них все стремления к каким-либо сложным вопросам" (С. Есенин. Собр. соч., т. 4, стр. 266.).

Но сама Америка с ее небоскребами, гигантскими пароходами и т. д. произвела на Сергея совсем неожиданное впечатление: он "стал ругать всех цепляющихся за Русь, как за грязь и вшивость". "С этого момента,- пишет он, я разлюбил нищую Россию.

Милостивые государи!

С того дня я еще больше влюбился в коммунистическое строительство"... (Т а м же, стр. 258.).

В-третьих, жадные до сенсаций репортеры газет брали интервью у Дункан, которая говорила на иностранных языках, а о Сергее писали, что он - "ее молодой муж Серж Есенин". А ведь он считал себя "первоклассным поэтом" (С. Есенин. Мой путь. - Собр. соч., т. 3, стр. 215.), и это уязвляло его самолюбие. В то время он носил по образцу пушкинских широкодонный цилиндр и черную пелерину на белой подкладке.

В-четвертых, Сергей жалуется:

"Если бы Изадора не была сумасбродной и дала возможность мне где-нибудь присесть, я очень много заработал бы денег" (Т а м ж е, т. 5, стр. 156.),

т. е. Есенин ездил в разные города на ее гастроли и не мог писать стихи. Если даже один день он не писал, это для него было хуже смерти.

Но Дункан не только заставляла Сергея сопровождать ее во время гастролей, она вообще не отпускала его ни на шаг от себя, в чем безусловно сказывалась ревность стареющей женщины к молодому мужу. Есенин даже пытался удрать от нее, что, между прочим, сделал вместе с Кусиковым, в первые же дни приезда в Берлин. Они скрылись в одном из частных семейных пансионов (П. В. Толстая-Крандиевская. Сергей Есенин и Айседора Дункан. Воспоминания о Сергее Есенине. М., "Московский рабочий", 1965, стр. 331.).

Айседора Дункан четыре дня объезжала все пансионы и поздно ночью ворвалась с хлыстом в руке туда, где был Есенин. Она перебила хлыстом всю посуду в буфете, все сервизы на полочках, все вазочки, все люстры. Она увела Есенина, который едва успел накинуть на свою пижаму пелерину и надеть цилиндр. Кусиков был оставлен {175} хозяевами пансиона "в залог". На следующий день знаменитой танцовщице предъявили "страшный счет".

Естественно, для свободолюбивого Сергея это была нетерпимая жизнь, и, конечно, в те дни он воочию убедился, сто его жена в семейной жизни настоящая собственница.

В-пятых, за границей он узнал, что Айседора Дункан - ирландка, родившаяся в Калифорнии, ей сорок четыре года, и о знаменитом сыне не может быть и речи. Однако это не мешало ему любить свою Изадору, о чем он так прекрасно написал в "Черном человеке".

Был он изящен,

К тому же поэт,

Хоть с небольшой,

Но ухватистой силою,

И какую-то женщину

Сорока с лишним лет

Называл скверной девочкой

И своею милой...

С. Есенин. Собр. соч., т. 3, стр. 210.

А в том, что Есенин любил женщину намного старше себя, ничего удивительного нет: мог же знаменитый поэт и прозаик Альфред де Мюссе любить Жорж Санд - Аврору Дюпен, и еще как любить! А она была старше его на двадцать лет.

Еще за границей Есенин решил уйти от Дункан. По приезде в Москву он уходил от нее со своими вещами в Богословский переулок и снова возвращался.

- Это - страсть к женщине,- сказал Шершеневич,- от которой не так легко освободиться!

Да, верно, страсть, усиленная привычкой к совместной жизни с Дункан за границей...

В эти дни, зная, что я связан с административным отделом Моссовета, мне звонила по телефону Галя Бениславская и просила выручить Сергея из отделения милиции. Он мучился, не мог, как раньше, всецело отдаваться творчеству, и это было самым тяжким несчастьем для него. А кто мог ему хотя бы немного помочь?

В эти черные для Есенина дни Галя стала его возлюбленной, чтобы, как говорится, клин вышибить клином. Об этом она уведомила телеграммой Дункан, которая, надо сказать правду, терзалась разрывом с Сергеем.

Однако он очень высоко ценил Бениславскую как {176} преданного друга, но не любил ее как женщину, е чем не только говорил ей, а и написал об этом.