– Я знаю… все понимаю… пыталась быть благодарной. Очень старалась. Но они даже моего вида не выносят. Леша очень внушаемый. Он не маменькин сынок, просто не хочет никого огорчать. Он бесконфликтный, мягкий. Я не заставляю его выбирать между мной и матерью. Просто хочу жить своей жизнью. И я не дура! Школу с золотой медалью окончила, между прочим! И техникум с отличием! Они видят во мне какую-то хапугу из провинции, которая кроме своего огорода ничего в жизни не видела. Почему все сразу ставят мне диагноз? Да, я работаю парикмахером. Не стилистом, а именно парикмахером. Но я успела в Москве за два года наработать такую клиентскую базу, которой у других нет. У меня сумка весит почти десять килограммов! Я ношусь с утра до вечера по клиентам, когда в салоне нет записи. И я не какая-то самоучка после двухмесячных курсов. Мы и химию, и основы рисунка в техникуме проходили. Я люблю свою работу. Понимаете? Мне нравится делать женщин красивыми. Они только заходят, а я уже вижу, чувствую, какая краска для волос нужна. Свекровь заладила – «парикмахерша, парикмахерша». Они обеспеченные люди, и Леша – он не будет пробиваться. Ему не надо. Родители устроили его на работу, на которую он ходит, только и всего. И, между прочим, зарабатывает меньше меня. Свекровь все время мне тычет в нос деньгами – это они за свадьбу заплатили, за эту поездку. А то, что я Лешу все это время кормила, поила на свои деньги, не считается? Да, я приехала в Москву выживать, работать. Знаете, как теперь спрашивают? «Вы откуда? Из Москвы. А до этого?» Если Лешина родня хотела найти себе коренную москвичку, им пришлось бы сильно постараться. Но не в этом дело. Они не понимают. Я люблю Лешу! Очень! По-настоящему. Поэтому и замуж согласилась выйти так быстро. Или они думают, что у меня других ухажеров не было? Да хоть ложкой ешь. Я же для всех блондинка с сиськами. Для всех, кроме Леши. Как я могу им доказать, что мы с Лешей не просто так? И не по залету, как думала свекровь. У нас любовь, настоящая. Плевать мне на расчет – заработаю, не пропаду. А он пропадет. Он не такой сильный, как я. Ему не надо было пробиваться. Всю жизнь под родительским крылом, в институт его пристроили, заплатили, на работу устроили. Да он ненавидит свою работу!
Иван встал, налил воду в стакан, дал Насте. Та послушно выпила.
– Простите, не хотела… тут, при вас… Просто накопилось. Я очень устала. Понимаете? Я хочу просто жить спокойно… А все это – свадьба, медовый месяц, романтический ужин – мне все это на самом деле не нужно. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. И не говорили, что я должна делать, а чего не делать… Чему соответствовать, а чему нет. Эта Виолетта была просто последней каплей. Вот я и сорвалась. Хоть бы она нашлась. Постарайтесь ее найти, пожалуйста. Она ведь не умерла? Правда? Ну да, она была неприятной, но не убивать же ее за это!
– Я сделаю все возможное. Можете идти. Пригласите своего супруга, – сказал старший следователь.
– Он не сможет к вам прийти. Уже наверняка надрался с водителем. Леша не умеет пить… Он ничего не умеет. Даже жить в свое удовольствие. Он легкий, смешливый, добрый, искренний, но очень зависимый и зажатый. Будто за ним всегда его мамочка присматривает. А она и присматривает. Вот, уже пять пропущенных звонков на моем телефоне! Что я должна ей сказать? Что ее драгоценный сынок надрался с каким-то Славиком? Так опять окажусь во всем виноватой. Свекровь тут же заявит, что это мое дурное влияние. А то, что ее уважаемый муж, Лешин отец, давно не расстается с бутылкой виски, – это нормально. Мой папаша хоть бухал предсказуемо – надерется, уйдет в запой, потом зашьется – и опять вроде на человека похож. Свекор мой спивается тайно. Все делают вид, что ничего не происходит. А может, ему нельзя? Сердце прихватит – и все. Моего еле откачали однажды. Я-то вообще не пью, даже пиво. Только шампанское по праздникам. Запах алкоголя за километр чувствую. Сразу вижу алкоголиков. У кого что болит, тот то и видит. Лешин отец – алкоголик. Тихий, мирный, не буянит, но все равно алкоголик. Я не хочу, чтобы Леша превратился в такого же. Чтобы забухал от собственной жизни – ни любимой работы, ни удовольствий, никакой радости.
– Но вы все же попросите вашего супруга прийти, – сказал старший следователь.