Все, что произошло в отеле

Этот песок, здесь, на море, именно пел – ударишь пяткой слегка, и он тут же отзывается. Нежно, даже задорно, будто призывая: ну пни еще раз. Песок горячий, раскаленный солнцем, ногой не ступить, только бежать. Там, на севере, – холод до костей, тут – такой же жар до костей. Море холодное всегда, заходишь и обжигаешься. Но не как от мороза. Будто очищаешься, смываешь с себя все лишнее и выныриваешь другим человеком. Холодное море все забирает – тоску, печаль, – оставляя желание жить, двигаться, работать руками, ногами, плыть, бежать к берегу – не важно. Лишь бы двигаться. Холодное море исцеляет и дает надежду. Доплывешь до берега, ляжешь на песок и согреешься. Мороз там многомесячный, бесконечный, не дает никакой надежды. Завтра будет еще холоднее, чем сегодня. И не видно конца этим актированным дням, этому минусу, при котором человек жить, кажется, не может. Оказывается, может. Ты же живешь как-то. Сильный мороз убивает, усыпляет, требует остановиться, замерзнуть на том месте, где перестал двигаться. Он ошпаривает до ожога – так, что кожа слезает лоскутами. Вы когда-нибудь видели обмороженные руки, щеки, уши? Нет, они не красные, не опухшие, это при первых стадиях. А на последней, четвертой, – черные. Сначала фрагментарно, будто пятнами, синяками покрываются, а потом просто чернеют, будто их углем намазали. Не то что прикасаться – смотреть страшно. Обморожения не чувствуешь. То есть чувствуешь, но не сразу. Вдруг становится настолько больно, что хочется себе руку или ногу отрезать. Я обморозила пальцы. Не сильно, но достаточно для того, чтобы запомнить на всю жизнь. Как пальцы превращаются в сосиски, и ими невозможно пошевелить. И уже в тепле начинается нестерпимая боль, и ты готов ножом отрезать все пальцы, лишь бы уже от нее избавиться. Здесь в жаркие дни, когда песок прогревается, я иду на пляж и закапываю в него руки – так, как играют дети, закапывая ноги в песок. Я же нагребаю горячий песок сначала на одну руку, потом на другую. Греюсь, прогоняя ощущения, когда от мороза болят даже кости. Столько лет прошло, а я не могу согреться. Все время мерзну, кутаюсь в платок.

Ветер… здесь даже ветер другой. В нашем поселке, когда поднимается ветер, ты ничего не видишь и не слышишь. Прошел несколько метров, а кажется, что все, дальше идти сил нет. Лицо обжигает, глаза болят, губы трескаются и начинают кровоточить. Если откроешь рот хоть на секунду – считай все. Горло горит, пылает. Не можешь вдохнуть. Это сейчас у молодежи есть эти… как его… бафы, балаклавы, как у лыжников. Они все лицо защищают, а на глазах – очки. Зимой все ходят в солнцезащитных очках, как здесь – летом. А тогда… во времена моего детства… Мы с мамой идем по дороге. Надо дойти до магазина. «Ты идешь?» – кричит мама, не поворачиваясь. Повернуться, чтобы посмотреть на меня, она не может, настолько сильный ветер. «Иду!» – кричу я не потому, что услышала ее вопрос, а просто чтобы дать знать: я здесь. Мама меня не слышит. Наверное. Я так думала все детство. Самый страшный из всех страхов. В метель, когда сильный ветер, твой крик никто не услышит, и останешься один на один со страхом, который или заставит тебя выжить и шевелить ногами, или уговорит поддаться ему и упасть. Сесть, лечь, перестать двигаться. Тогда точно наступит смерть.

Тогда к детским смертям относились спокойно. Особенно если речь шла о девочке. Средневековье? Нет, просто попытка выжить. Мальчик сможет управлять оленями. Девочка – вести дом, но нужно родить мальчика. Девочки, какими бы смелыми и ловкими они ни были, до мужских дел не допускались. А то, что ее хлопоты по хозяйству и каждодневные заботы почище мужских, никому и в голову не приходило. Попроси мужчину установить чум, накрыть его шкурами, разложить все внутри, затопить печь, сварить обед, накормить семью – он не сможет, сил не хватит. А еще следовать строгим правилам – спрятать собственную одежду в мешки, потому как грязная, нечистая. Подготовить за ночь мужу обувь, сделанную из оленьей кожи. Просушить еще полдела. Кожу размять руками, чтобы она снова стала мягкой и удобной. Собрать чум, если требуется перебираться на новое место, следуя за оленьим стадом. А это означает вытащить все колышки из земли, снять и сложить оленьи шкуры. На День оленевода для туристов и почетных гостей сейчас устраивают аттракцион – предлагают женщинам собрать чум. Женщины после первого колышка выдыхаются. Сани, те самые, которые делаются без единого гвоздя… Для женщин придумали со спинкой, чтобы в дороге кормить младенца. Женщина могла родить восьмерых детей, но никто не спрашивал, скольких она потеряла. В утробе или при рождении…