Читаем Все, что вы хотели знать о королях, но не решались спросить полностью

— Мне внушали, что у других людей есть права и обязанности, а у меня — только обязанности. Каждый день мама снимала с меня стружку. Мы с сестрой придумали ей прозвище: Рубанок.

В том, что касалось его общественного положения, воспитание Симеона было несколько шизофреническим. В микрокосме дома и окружавших семью болгарских беженцев он оставался царем. А в макрокосме за пределами дома его приучали играть роль безымянного эмигранта. Покидая родные стены, он носил псевдоним Симеон Рыльский. По окончании школы его послали в Америку, в военную академию Вэлли-Фордж в Пенсильвании. Известную своей безжалостностью муштру этого учебного заведения он воспринимал как освобождение от гнета домашнего воспитания, что говорит само за себя.

Конец этой истории, как он выглядит сегодня, великолепен и немного печален. В шестидесятые годы Симеон вернулся в Испанию. Он стал бизнесменом и — не в последнюю очередь благодаря своим хорошим связям с монархами арабских государств — состоятельным человеком. Когда пал «железный занавес», Симеон сразу же приехал в страну, где когда-то был коронован. Его приветствовали только что не криками «Осанна!», за которыми, как известно, почти обязательно следует «Распни Его!». Симеон был избран премьер-министром Болгарии — ноша, какой не пожелаешь и злейшему врагу. Руководить правительством одной из самых отсталых стран Европы, не имея профессионального административного аппарата, на который можно было бы положиться, в стране, насквозь пронизанной коррупцией, с засильем мафиозных кругов в экономике, где государственные финансы находятся в безнадежном положении, а суды и полиция продажны… Даже для политически опытного человека это могло бы оказаться неблагодарной задачей. Симеон взял на себя эту задачу, выбрал курс жесткой экономии, чтобы приблизить Болгарию к маастрихтским критериям Евросоюза, и в кратчайшее время стал самым ненавидимым человеком в стране.

Вероятно, никто больше в новейшей истории не способствовал с такой последовательностью уничтожению царского ореола, как Симеон Сакскобургготский. Люди избрали его как чудо-творца, в чем чувствуется отзвук легенды о целебной силе королей. Но чудес не произошло. Можно было предвидеть разочарование народа. А обещаниями повысить уровень жизни и доходы, обещаниями, которые он конечно же не смог выполнить, он лишь усилил это разочарование. И хотя Симеон, как он сам говорит, «выполнил свою миссию»: Болгария стала членом Евросоюза, страна полностью реформирована, ее финансы «санированы», — его слава закончилась, точно так же, как его неприкосновенность. Многие болгары считают, что в результате радикальных экономических изменений они только потеряли, немало и таких, кто с ностальгией вспоминает «добрые старые времена» коммунистической поры. А виноват во всем этом, по мнению большинства болгар, Симеон, который оказался никуда не годным чудотворцем.

«Король царствует, но не правит». То есть он имеет право повелевать, но не руководить. Симеон нарушил это древнее правило. Может, ему стоило поступить так же, как Соня Ганди? Она ведь тоже происходила почти из королевской семьи. Ее тоже избрали премьер-министром, но после выборов она отошла на задний план, и благодаря этому ее авторитет остался неприкосновенным и не скомпрометированным политической деятельностью. То, что Симеон взял на себя личную ответственность, подставил собственную голову, было чрезвычайно благородно с его стороны, но сильно противоречило идее конституционной монархии, о которой он — по крайней мере, втайне — мечтал для своей родины.

За беседой мы добрались до десерта. Жаренную на гриле тыкву с медом он рекомендует посыпать орешками. Очевидно, это блюдо из османского наследия страны. На столе стоят взбитые сливки, купленные в магазине.

— Я выполнил здесь свою задачу и больше не покину эту страну, — говорит Симеон.

Меня интересует, не жалеет ли он, что выпал из верхних этажей политической власти. Он признается, что кое о чем, пожалуй, и жалеет. Но у него не было другого выбора. Всю жизнь его готовили к тому, чтобы нести ответственность за свою страну.

— Я… то есть… я имел в виду, Болгария не могла себе позволить сесть в лужу.

Эта маленькая оговорка, думаю я, покидая дом Симеона, объясняет, в сущности, все.

Глава четвертая. ПОЧЕМУ КОРОЛЬ НЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ СЛИШКОМ УМНЫМ?

Монархическое правление как раз лучше всего обходится без особого ума властелина. Вероятно, в этом — основное преимущество монархии.

Жозеф де Местр
Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное