Все, что вы хотели знать о королях, но не решались спросить

— Как ты отнесешься к тому, чтобы со временем тебя похоронили здесь?

— Я думала, здесь хоронят только Габсбургов?

— Вот именно!

Так в склепе Капуицнской церкви в Вене Карл фон Габсбург сделал предложение Франческе Тиссен.

Летом 2003 года королева Дании Маргрете II предприняла последнюю отчаянную попытку убедить своего сына Фредерика в приятности «равнородного» брака. Не сообщая ему ничего о своих намерениях, она пригласила во дворец Фреденсборг несколько красивых юных принцесс. Большинство из них приехали из Германии. Кронпринц разгадал план своей матери, встретил гостей, с видимой неохотой побеседовал с девушками и очень быстро под каким-то предлогом удалился.

— По нему было видно, что наш визит действует ему на нервы, — рассказывала одна из немецких принцесс после посещения Фреденсборга.

В мае следующего года он женился на Мэри Дональдсон.

Сказка о Золушке веками выражала заветную мечту, ставшую нынче реальностью. В наши дни буквально так и происходит: к детскому саду или к супермаркету подъезжает золотая карета, одна из множества красавиц (желательно не самая красивая) становится избранницей принца; ее вырывают из привычной среды, и под треск фотовспышек — нынешнюю форму помазания на царство — рождается новое королевское высочество. С этого момента она, подобно священной корове в человеческом обличье, почитаемой массами, которые отождествляют себя с ней, ведет исключительно публичную жизнь.

— Иногда, просыпаясь, я спрашиваю себя: а где я, собственно, нахожусь? Потом понимаю: это — королевский дворец, — восторгалась в одном из интервью Метте-Марит.

Ее жизнь, жизнь матери-одиночки, официантки, была совсем не гламурной — пока ее не выбрал норвежский кронпринц Хокон.

— Да, я живу в современной сказке, — сказала и Мэри Дональдсон после обручения с кронпринцем Дании Фредериком. Они познакомились в каком-то баре в Сиднее.

Говорят, он сказал: «Привет, я — Фред Датский». А у нее не появилось ни малейшего подозрения, что «Фред Датский» — не то же самое, что «Фред из Дании».

За исключением маленького Лихтенштейна, где наследный принц женился на принцессе из династии Виттельсбахов, к настоящему времени престолонаследники всех европейских стран заключили брак или обручились с простыми смертными.

В королевских домах браки всегда были стратегическими альянсами. И продолжают быть таковыми по сей день. Вся разница только в том, что сегодня власть гарантируется не связью с соседними государствами, а союзом с собственными подданными. Правда, традиционалистов это огорчает, но и они не могут ответить на вопрос, какой смысл имел бы для шведской кронпринцессы брак с датским принцем, если она не может получить Данию в наследство? Они говорят о «величии королевского положения», которое несовместимо с официантками и телеведущими. Но разве величию византийской империи или русского царства как-то навредило, что в Византии на троне сидела бывшая цирковая актриса (Феодора, супруга Юстиниана), а в России — дочь крестьянина (Марта Скавронская, будущая Екатерина I)?

Вероятно, подданные восприняли бы почти как афронт, если бы принц Уильям сегодня женился на дворянке, а может, даже на немецкой принцессе. Но он выбрал славную дочь обычного англичанина, которую народ считает такой же, как они все.

Образцом подобного союза была женитьба норвежского кронпринца Хокона на матери-одиночке Метте-Марит, дочери безработного алкоголика. Ее ребенок появился на свет в результате связи с человеком, замеченным в каких-то делах с наркотиками. На свадьбе мальчик нес цветы, а сейчас является живым доказательством открытости и современности норвежской смешанной королевской семьи.

И вообще, разве может монархия существовать долго без «популярности», без народной любви? А может быть, взаимная приязнь между королем и народом, которую все время надо завоевывать заново, и есть основной принцип монархии? И еще вопрос: непопулярный король — все еще король или уже деспот? Так как короли в наши дни не имеют больше никакой власти, то без любви они не были бы даже деспотами. Они просто оказались бы не нужны. Народное признание, которое в древних ритуалах коронования выражается возгласами и аплодисментами, всегда было conditio sine qua non — необходимым условием королевской власти. «Это слово — КОРОЛЬ — является талисманом, волшебным средством, которое дает главное направление всем силам и всем талантам», — пишет так уважаемый Бодлером противник просвещения Жозеф де Местр в своем «Этюде о суверенитете», но это волшебное средство бессильно, если королевское владычество не подкреплено любовью.

Королевские дома поняли: их единственный шанс сохранить свое существование и в XXI веке заключается в том, чтобы освободиться от балласта неверной знати с ее безукоризненной генеалогией и объединиться с действительной властью наших дней — с народом.