Все, что вы скажете

Он бы не стал меня преследовать. И этого всего бы не произошло, и мне не нужно было бы сейчас прятаться.

Как только я провела тушью по ресницам в последний раз, начался новый новостной репортаж.

«Тело мужчины, оставленного умирать у канала, опознала его сестра. Его имя – Имран Караши».

Смотрю на экран и жду.

Появляется изображение Имрана. Какое-то поле, лето. Его фото увеличили, обрезав женщину рядом. Он улыбается и счастлив.

Дальше этот факт игнорировать и отрицать нельзя. Я убила не того человека.

«Он был найден лежащим лицом в глубокой луже, рано утром в субботу. Установлено, что он умер из-за недостатка кислорода в мозгу и тяжелейших травм головы, полученных во время падения. Он вышел на пробежку».

Такое чувство, что тело больше мне не принадлежит: рука, держащая тюбик с тушью, стоящие на ковре ноги. Это все мне не принадлежит.

Случившееся можно было предотвратить, и это хуже всего. Я всегда думаю, что хуже быть не может, но потом что-то случается – как гнилая сердцевина у луковицы.

Кадры сменяются, и теперь на экране женщина, нервно стоящая снаружи белого здания. Не могу понять, где это.

«Сейчас мы говорим с сестрой Имрана, Аишей», – говорит репортер.

«Примите наши соболезнования по поводу Имрана», – вступает другой корреспондент.

Вот они, люди, которых я старалась избежать.

«Я была его единственной родней, – осторожно начинает женщина. Она прекрасна: маленькая, с большими глазами, полными губами, опущенными вниз. У нее родинка прямо на щеке, знак красоты. – Наши родители вернулись в Пакистан, здесь остались только мы».

Не могу перестать смотреть на эту женщину, чью жизнь я разрушила. Если бы только… Если бы я только могла прикоснуться к ней через телевизор, рассказать, как это произошло, что это моя катастрофическая ошибка.

Если бы я позвонила в службу спасения, вытащила его из лужи, объяснилась полиции. Они могли бы меня отпустить. Конечно, они бы так и сделали, если б увидели, что я хороший человек. Но я этого не сделала, и он мертв. И я больше ничего не могу поделать – я снова сбежала от ответственности.

На автомате я продолжаю краситься, как робот.

За окном мокрый снег кружится вокруг уличных фонарей. Все еще темно. Эдит, как и каждый год, развесила и зажгла гирлянды. Рубен говорит, что это безвкусно, но мне нравится. Она украшает ими парковочные столбики перед домом и еще перила лестницы, ведущей к дверям. Сложно поверить, что жизнь в мире продолжается.

Интересно, сколько еще у меня было таких ситуаций «на грани»? Сколько раз мы со смехом переходили улицу и не видели, как через несколько мгновений за нами на огромной скорости машина проносилась?

Рубен заходит в спальню с ключами в руке.

– Буду поздно, есть одно дело.

Он всегда говорит о своей работе загадками, никогда не скажет, что точно он делает.

– Хорошо, – отвечаю без всяких эмоций в голосе, и он это замечает.

Муж останавливается, держась за дверь и глядя на меня.

– С тобой все в порядке? – спрашивает он мягко. – Ты кажешься какой-то… Подавленной, что ли.

– Все хорошо, – отвечаю я и одновременно думаю: «Не подходи ближе, не трогай меня, если ты это сделаешь, то я все расскажу». Быстро киваю, глядя в сторону, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Эй, – он бросает ключи на кровать и подходит ближе. Одним привычном движением обнимает меня. Упираюсь лбом ему в грудь, его руки обнимают мои плечи. – Джо-Джо?

«Это был не Сэдик», – все, о чем я могу думать, пока мужчина, которого я люблю, держит меня в объятиях.

Я убила без причины. Мне и раньше было достаточно плохо, но сейчас гораздо хуже: кто-то невинный умер от моей руки.

– Что случилось? – спрашивает Рубен.

Может быть, я могу… Возможно, он мне поможет. Останется со мной, сделает все лучше. Признание пугающе близко.

Отодвигаюсь и смотрю ему в глаза, будто впервые с тех пор, как это случилось.

– Ничего, – говорю я печально.

– Что тебя тревожит? – эту фразу он произносил много раз и раньше.

Продолжаю смотреть на него, он слегка вздергивает брови, как будто поощряя испуганного, робкого годовалого ребенка сделать первые шаги. Улыбается, и эта улыбка только для меня. На душе становится легче, и снова появляются хорошие чувства: надежда, оптимизм, прощение и любовь.

– Кое-что произошло в пятницу, – говорю я медленно, удивляясь тому, что собираюсь рассказать, и не могу перестать думать об опьяняющем облегчении от признания.

Рубен отходит назад и берет мои руки в свои.

– Что именно? Тот мужчина?

Я киваю. Начну сначала, подробно расскажу ему о случившемся в баре, а там… А там посмотрим.

– Да, вроде как. – Глубоко вздыхаю. Это уже не будет только моим, это будет нашим общим секретом. Он мне поможет. – Я сделала кое-что плохое.

Вот оно, мое признание, мое полупризнание.

– Что? – мягко спрашивает Рубен. – Все хорошо, говори.

– Он… В баре он схватил меня. Я чувствовала его…

Я удивилась, когда выступили слезы, они же не из-за произошедшего. Но ведь все связано.

– Он схватил меня за задницу. Это было хуже, чем можно себе представить. Я сильно испугалась.

– Козел. Мне так жаль, Джо. Ты должна была сказать.

– Я знаю, но – но после этого…