Смотрю на него. Его щетина уже стала полноценной бородой, волосы отливают рыжим в угасающем зимнем свете, что контрастирует с белой рубашкой. Конечно же, его так легко не запутать.
– Что? – повторяет он снова.
– Я не вытащила его из лужи настолько быстро, как рассказывала. Я была… Я была так напугана, что ничего не могла сделать.
– Как долго? То есть эти записи звонков, твои показания по их поводу – они все ложные? Мои показания ложные?
– Минуты. Я почти набрала твой номер еще раз. Почти… Почти ушла оттуда совсем. – Остальные его вопросы я оставляю без ответа.
Рубен резко хватается левой рукой за рычаг переключения передач, будто за руку врага.
– Ты почти ушла?
– Я была так напугана, думала, что он убьет меня. Я потом, я так испугалась… того, что сделала, была в шоке. Ты даже не представляешь, как все происходит в такой момент.
– Как-то да представляю.
Его слова напоминают мне, что это дело касается не только меня. Что не только моя жизнь изменилась навсегда.
– Да. Просто все было… Я даже не могу вспомнить все подробности, – говорю я, хотя все отлично помню. Абсолютно все: морось, яркий лимонно-желтый цвет уличных фонарей. Человека, про которого я думала, что это Сэдик, лежащего внизу ступенек со странно выгнутыми конечностями. Насколько мокрой была моя одежда, волосы, прилипшие к шее, как змеи. Как я была парализована страхом возможного нападения и шока от своего поступка.
– Разве ты не понимаешь, что я была в ужасе и в стрессе?
Рубен молчит.
И тогда я добавляю:
– Никто об этом не знает.
Надо было рассказать ему об этом иначе. Я должна была быть честной с ним, смотреть ему в глаза, признаться полностью и откровенно, сказать, что мне ужасно стыдно. А не вывалить все самоуверенно, глупо и бесцеремонно. Я вломилась через черный ход, вместо того, чтобы зайти через парадный, как грабитель в середине ночи.
– А ты бы не думал уйти, не засомневался хоть на секунду? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня своими зелеными глазами.
– Ты видела лужу? Знала, что он не может дышать?
– Нет. Нет!
Он кивает.
– Но ты сам бы никогда не подумал о том, чтобы уйти? – я продолжаю давить на него, пытаясь найти хотя бы намек на прощение и понимание. Но не вижу ничего.
Рубен не отвечает. Вставляет ключи в зажигание и заводит машину, методично смотрит в каждое зеркало. Я жду, хочу услышать хоть что-то. Но вокруг только шум дождя, как таймер, ведущий обратный отсчет.
– Нет, – говорит Рубен после нескольких минут молчания. – Прости, но нет. Это была чья-то жизнь, там, в той луже, пока ты ждала. Пока ты стояла и ничего не делала.
Глава 17
Рубен сделал мне необычный подарок на Рождество: тяжелую, толстую свечу с ароматом гвоздики, которую я зажигала до самого Нового Года, хотя наслаждаться ей не могла, а просто смотрела на пламя и чувствовала вину.
Сейчас уже январь. Я иду на работу, холод пробирает до костей. Я все раздумываю, как бы мне добыть ключи от офиса и спрятать наконец одежду. И тут я вижу их.
Полицию. Меня уже ждут.
Стоило бы удивиться после всех этих недель, но не получается.
– Они приехали к тебе, – мягко говорит Эд и уходит к автобусу. Я же прохожу мимо него и направляюсь к дверям офиса.
Эд уже устроился на сиденье водителя, с открытой дверью, когда полиция окликает меня:
– Надеемся, вы не возражаете против нашего визита – мы не смогли застать вас дома и оставили записку. Нужно поговорить о том, что случилось в одну из пятниц в декабре.
Когда я вместе с ними захожу в офис, то вижу голову Эда, слегка наклоненную вправо, будто он прислушивается.
– Детектив инспектор Лоусон, а это – детектив сержант Дэвис, – представляются они, когда мы оказываемся в комнате для собраний.
Я разливаю чай, и руки все время дрожат. Складывается впечатление, что Лоусон главный. Интересно, дружат ли они? Если кто-то из них начальник – то, наверное, и отношения основываются на субординации. Может быть, Лоусон – ярый сторонник правил на работе, но приятный собеседник в баре, а Дэвис считает, что это только все усложняет…Дэвис надеется на повышение. Лоусон должен быть лидером, его принимают всерьез, но еще он должен и вызывать симпатию. Они смотрят на меня как-то странно. Я ставлю чашки с чаем на стол, левая рука болит от этих усилий.
Они в костюмах, как адвокаты или Люди-в-Черном.
– Растянули связки на запястье? – спрашивает Лоусон.
– Неудачно упала на стоянке у супермаркета.
Я не знаю, откуда эта ложь, но звучит убедительно – он кивает, как только мы встречаемся взглядами.
– Мы просто хотим кое-что уточнить об инциденте, который, как я уже сказал, произошел в декабре, – поясняет Лоусон.
«Кое-что», «просто». Он явно пытается говорить так, будто ничего серьезного и не произошло. Смотрю ему в глаза, они такие бледные, что почти серебряные, с легким намеком на синеву.
– Мы из отдела уголовных расследований, – поясняет Лоусон. – Было найдено тело мужчины, на которого напали в одну из пятничных ночей – может, вы знаете про это из новостей.
Я быстро киваю.
Вот оно. Все кончено. Моя попытка побега провалилась. У меня остались считаные недели.
Глубоко дышу.