И затем он делает забавный жест. Он тянется ко мне, но я ничего не делаю – только смотрю на него, – и его рука безвольно падает, как будто Рубен заранее знал, что это будет бесполезно.
– Забудь, – говорит он со вздохом, который разбивает мне сердце.
Он уходит, и я смотрю в окошко на бесконечный февральский снег, который покрывает и медленно убивает наши и так умирающие растения.
Когда я возвращаюсь домой с работы, Эд пишет мне сообщение.
Ты не видела еще один комплект ключей? Одного не хватает.
Я, не сняв плащ, застыла посередине кухни, в ужасе таращась на экран телефона.
Он пишет снова.
Мы думаем, кто-то проник в офис.
Твою мать.
Кто мы? С кем он это обсуждал? И почему говорит это мне? Потому, что доверяет, или наоборот?
Не могу рисковать и пускать это на самотек, поэтому сразу же перезваниваю Эду.
– Нет, – говорю я, как только он берет трубку. – Почему?
– Да вот не можем найти один комплект ключей, а на прошлой неделе в один из дней оказался заперт только один из двух замков.
– Ну, я не знаю, – говорю я, выдыхая через нос.
– Не переживай, – мягко говорит Эд. – Мы поменяем замки и проверим камеры.
– Камеры?
– Да, несколько установлено внутри офиса.
– Ох. – У меня пропал дар речи.
Как я могла быть такой глупой? Камеры наблюдения есть и снаружи, и внутри. Как же я могла не проверить, не подумать? Ни разу не посмотреть вверх за все шесть лет работы в библиотеке?
Я вешаю трубку и задумчиво смотрю на доску, а затем моргаю, удивленная.
Рубен оставил мне сообщение, сразу под списком фильмов, который он оптимистично не стал стирать.
Готова поклясться, что к тому моменту, как я дочитала до конца, мой рот раскрылся в крике. Тихом животном крике отчаяния.
Это послание позволяет мне понять себя. Понять, что самосохранение для меня более важно, нежели Рубен. Какая жуткая правда. Я скорее буду жить без него, нежели попаду в тюрьму на всю жизнь.
Но правда еще более запутана. Если он узнает, что я сделала, это будет гораздо хуже, чем тюремный срок. Его мнение обо мне значит гораздо больше, чем весь остальной мир.
Я плачу, пока стираю с доски его слова, вокруг меня клубится меловая пыль. Он использовал тот же мелок, что и для списка фильмов, и на моих руках оседает красный налет.
Глава 24
В полдень вторника в нашу дверь позвонили. Как только я увидела полицию, то побелела от страха и сильно пожалела, что открыла. Суд по моему делу еще не скоро, но они уже здесь.
– Джоанна Олива, – говорит один из них. – Вы арестованы по подозрению в покушении на убийство, согласно статье…
Остальное я не слушаю. Просто думаю о том, что хуже быть не может, это просто не может быть правдой.
Сара приезжает через десять минут после меня.
– Они повторно предъявили вам обвинение в покушении на убийство, – объясняет она, как только мы оказываемся в комнате для переговоров, – из-за новых данных.
– Каких новых данных?
Мои руки так сильно дрожат, что мне приходится прижать ладони к столу.
– Эксперты предоставили свои заключения, – говорит она.
– Наши эксперты? – уточняю я. – Или их?
Она подталкивает ко мне две небольшие стопки документов и указывает на ту, что справа.
– Это заключение нашего эксперта, его вы уже видели.
– Да.
Сегодня холодно, и я закутываюсь в свитер. Но я даже рада этому морозу – можно притвориться, что еще зима. Что будущее еще не надвигается на меня, как сошедший с рельсов поезд. Весна еще не скоро, тюрьма еще далеко.
– Он поддерживает вашу версию событий. Вот послушайте внимательно, – говорит Сара, опираясь локтями о стол, пока читает заключение. – «Сильный толчок жертвы вызвал повреждение: мозг передвинулся вперед внутри черепной коробки, что было вызвано скоростью движения».
– Это еще из-за его бега, – добавляю я слабым голосом. – Он бежал, поэтому было ускорение.
– Конечно, – соглашается Сара.
Она отпивает чай, который нам принесли. Замечаю, что на краю чашки остаются отпечатки ее розовой помады.
– Повреждение, – размышляю я. – Правильно.