Все, что вы скажете

Моя ложь накапливается, как снежный ком. Она началась с одного выдоха, который я сделала, прежде чем уйти. И с этим выдохам, подобно семенам одуванчика, частички моей лжи разлетелись везде той декабрьской ночью, хотя я думала, что будет слишком холодно для того, чтобы эти семена проросли. Но вот уже почти весна, и они проклевываются везде. Я вру Эду, Лоре. И Рубену.

Двое полицейских в форме и светоотражающих жилетах, которые жутко светятся в темноте, прошли мимо окна. Я не могу удержаться и вздрагиваю. Как будто они могли показать на меня пальцем прямо через окно. Полиция приходила уже дважды, и вскоре должен быть третий раз. Со мной все ясно. Меня хотят арестовать.

Один из полицейских толчком открывает дверь, и мои внутренности превращаются в жидкость. Я смотрю на Рубена, но он ничего не замечает. Значит, сейчас он все узнает. Узнает, почему я теперь такая. Удивительно, что он ничего не подозревает, что не заметил моего взгляда на полицейских. Что он не знает, что каждая моя мысль связана с преступлением: воспоминания, сокрытие улик, проникновение в офис библиотеки. Я чувствую клеймо на своем теле, как у животного с фермы, но никто о нем не знает. Никто во всем мире.

Полицейские проходят к барной стойке, и один из них встречается со мной взглядом. Они переговариваются с барменом и уходят. Я уверена, что они говорят обо мне.

– Ты знаешь, о чем я, – говорит Рубен тихо.

Я ничего ему не отвечаю, просто не могу. Таращусь на уходящих полицейских и размышляю, как же глупо поступила с одеждой. Но уже слишком поздно идти и забирать ее. И конечно, коллеги узнают мое пальто и шарф. Нужно было набраться смелости и спрятать их где-то еще, где-то подальше. Похоронить. Чувство безопасности оказалось ложным. И конечно, в ближайшее время меня обнаружат на записях с камер видеонаблюдения. Пока Эд ничего про это не говорил, но разумеется, это всего лишь вопрос времени.

Когда возвращается Уилф, Рубен отводит взгляд. В этом свете кажется, что его глаза остекленели.

Глава 26

Признание

Рубен расстегивает ворот рубашки. Он только вернулся из суда. Я ничего не знаю о его делах – он прямо-таки маниакально соблюдает конфиденциальность клиента, так что я никогда и не спрашиваю. На мне надеты джинсы и свитер, и я задумываюсь, ношу ли я их в последний раз? Сейчас я все время думаю, что многие привычные вещи случаются в последний раз.

Я считаю недели до моего процесса.

Свет из коридора освещает кусочек пола в спальне, и Рубен кажется актером, читающим монолог на сцене.

Прошло уже несколько недель с тех пор, как я последний раз так пристально рассматривала мужа, и сейчас что-то заставляет меня смотреть на него. Иногда я притворялась, что мы с Рубеном просто друзья, или новые коллеги, или на нашем первом свидании – и пытаюсь посмотреть на него свежим взглядом. И сейчас делаю то же самое. Представляю, что летней ночью увидела его переодевающимся у открытого окна. Приятное тепло разливает по груди от этой мысли, будто купидон поразил меня своей стрелой, пока я смотрела.

Он перехватывает мой взгляд и поднимает свои зеленые глаза.

– У тебя все в порядке? – спрашивает он мягко.

Я молча киваю, подхожу и тихо прикрываю за собой дверь спальни. Мы остаемся в темноте. Рубен скидывает рубашку, и она похожа на простынь, развевающуюся на летнем ветру.

– Я прочитала всю эту ерунду в сети.

– Да, – коротко отвечает он и снимает брюки, оставаясь только в трусах-боксерах. В темноте я могу рассмотреть только его бледные ноги. Он молчит.

– И что ты думаешь? – приходится спрашивать мне.

– О чем?

– О построении нашей защиты на ошибке. О феминизме.

– Это была ошибка, – отвечает Рубен, и интонации его словно балансируют на канате над пропастью, лежащей между вопросом и утверждением.

– Конечно так и было.

Он тянется за кофтой, и я чувствую его запах. Он изменился, но мой мозг, мое тело, они помнят, каким он был. Табак с тех времен, когда он курил. Его дезодорант, мятная жвачка. Он проходит мимо меня, надевает домашние джинсы и застегивает ширинку, стоя спиной ко мне. Сейчас у него новый дезодорант и никаких сигарет.

Я жду.

Наконец он говорит:

– Разве это не делает все хуже?

Кофта с длинными рукавами сидит на нем плохо: свисает, кажется перекошенной. Мне всегда нравилось это в Рубене – то, что он выглядит неряшливо, даже когда хорошо одет; что он часто носит рубашку навыпуск; что, забыв побриться, он выглядит, как хиппи. Но сегодня его небрежность меня цепляет.

– Что именно?

– Что это была ошибка.

Я хмурюсь, смутившись.

– Хуже, чем что?

– Ты всех запутала.

– Да.

– Знаешь что… – продолжает Рубен. – Хотя ладно, забудь.

– Ну что?

– Ничего.

– Нет, говори! – продолжаю настаивать я.

Все, что произошло с той ночи, бурлит во мне. Начиная с мужчины, который домогался до меня в баре, решив, что я его собственность. Но в тот раз я совершила свой поступок не только из-за него, причиной стали все те случаи, когда дородные рабочие свистели мне вслед или когда незнакомец слишком близко прижимался ко мне в метро.