Все дальше и дальше!

Из всех висячих мостов один лишь Верадзано стоит на границе реки и моря. Здесь начинается Атлантический океан. В тот день мы спустились по течению Гудзона, прошли под мостом Верадзано и выплыли на морской простор, чтобы половить пеламиду. Однако ожидаемых успехов нам добиться не удалось, и во второй половине дня мы вернулись к мосту и попытались взять реванш там. Вчера в Монтоке мы целый день ловили только на наживку; сегодня же меня стали обучать лову с привадой. Для этого берут мелкую мороженую рыбешку «баттер-фиш[19]», размораживают в ведре, крошат ножом и кидают в море. Еще один способ подкормки — пропустить «баттер-фиш» через мясорубку, перемешать фарш с морской водой (ну и запашок получается, доложу я вам) и эту, так сказать, «рыбью кашу» черпаком разбрасывать вокруг лодки. Течение несет подкормку по бескрайнему Атлантическому океану, и где-то среди волн у пеламид начинается банкет. Двигаясь по «ароматному» следу, стая идет вверх по течению и в конце концов подплывает к лодке. Обалдевшие от обжорства рыбы заглатывают все подряд — и кашу, и кукурузные хлопья, они даже набрасываются на своих дохлых, со стальными крючками в желудках сородичей. Неважно, за какое место крючок зацепит пеламиду — хоть за губу, хоть за спину, хоть за бок. И рыбешка, разбросанная для подкормки, может быть нарезана как угодно: и половинками, и кусками, и одними головами.

Возбужденная пеламида кидается на все подряд, что бы ни плавало поблизости. Жадность и страсть пожрать на дармовщинку ее и губят. Попавшись на крючок, пеламида сражается за жизнь, как гладиатор, — именно поэтому она так популярна у рыболовов-любителей. К тому же американцы считают ее очень вкусной, рассказывает господин Мори, глядя на мирно дышащий в свете ясного сентябрьского дня океан.

Наслушавшись подобных рассказов, я уже предвкушал, как буду снимать добычу с крючков, но за полдня мы не поймали ни одной рыбины. Поблизости от нас на волнах качалось еще штук пятьдесят лодок, ощетинившихся лесом удилищ, но что-то не видно было, чтобы хоть одна из удочек дернулась книзу.

И вот, как я уже сказал, во второй половине дня, ближе к вечеру, мы вернулись в устье Гудзона, бросили якорь у моста Верадзано и решили дать там последний бой. Гудзон и Ист-Ривер — две реки, омывающие берега острова Манхэттен; у места впадения в Атлантику их воды сливаются, образуя бурный поток, который походит не на пресноводную равнинную реку, а на какую-то водопроводную трубу — так быстро он несется, окутанный водяным паром. Через устье проплывают пеламиды, полосатые окуни, угри и многие другие рыбы, по дну пробираются древние, ископаемые создания вроде мечехвостов и осетров. Осетра ловят сетью, получив предварительно лицензию от штата. Когда мне сказали, что эту гигантскую рыбу можно поймать в черте города, я ушам своим не поверил. (В том устричном баре подавали буйабесс по-марсельски и осетровое рагу по-русски. Мне сказали, что рыбу для этих блюд привозят с далекого тихоокеанского побережья, из реки Колумбия, что протекает в Орегоне, но я в глубине души все надеялся и мечтал отведать местной, нью-йоркской осетринки.)

Прямо перед нами находился Бронкс. Когда нас сносило чуть ниже, мы оказывались возле парков Кони-Айленда. Сначала наша лодка все время то спускалась по течению, то, когда мы включали мотор, возвращалась на прежнее место, но в конце концов мы решили остановиться возле моста и бросили там якорь. Как-то так получилось, что поблизости от нас очень скоро собралась целая флотилия лодок, пассажиры которых тоже усердно занимались ловом пеламиды. На девяти суденышках удили тихо, но с десятого все время раздавались дикие вопли. Приглядевшись, я увидел в той лодке двух рыболовов. Один из них, молодой парень с голым торсом, вытаскивал из реки пеламиду за пеламидой. Орал и махал руками его напарник, а сам везунок не издавал ни звука. Рыболовы с других лодок угрюмо молчали, отчаянно веря, что и им привалит рыбацкое счастье. Глядя на удачливую удочку, на точеную, напряженную мускулатуру парня, я испытал острый укол зависти, аж отдавший мне в печень. Каждые десять — пятнадцать минут молодое, поджарое тело счастливца, блестящее в лучах уже клонившегося к закату осеннего солнца, натягивалось струной, и он, перекинув спиннинг на согнутый локоть, начинал быстро сматывать катушку. Красиво очерченный силуэт, спокойный, уверенный профиль. Безмолвно, будто показывая фокусы, чудо-рыболов все тащил и тащил рыбу.