Фраза прозвучала несколько скользко, не без налета клубнички, но, кажется, Шаэль этого не заметил. Он действительно был горд своим предполагаемым волчьим происхождением. Хотя и скрывал это тщательно за усмешками. Я в тот момент точно уверилась, что он знал о связи этих двух старых легенд гораздо больше, чем я, но видно, и сам не подозревал об этом. Словно кто-то запечатал его подсознание и распорядился выпускать информацию небольшими порциями.
Надо же, волк.... При нашей первой встрече он мне и показался таким диким. Необузданным. И говорил-то совершенно по-другому. Словно совершенно иное существо. Сейчас же Шаэль выглядел обыкновенным парнем. Только что студентом последнего курса или свежим выпускником университета. Я быстренько подсчитала в уме его возраст, исходя из только что поступивших данных. Двенадцать лет назад ему было четырнадцать. Значит, он младше меня всего на два года.
Я как-то очень ушла в себя, не заметив, что Шаэль что-то сказал и теперь смотрит на меня удивленно и вопросительно.
— Извини, — я опять уютно устроилась у него в руках. — Задумалась.
— Я спросил тебя, не пугает ли мое происхождение?
— Нет, пожалуй, — тем не менее, я произнесла это и задумалась. — Только....
— Что только?
— Как раз думала об этом. Твоя заложенная программа.... Ты и сам не знаешь, что она может выдать в следующий момент.
— Лиза, никакой человек на самом деле не знает, на что он способен и как себя поведет в той или иной ситуации. Я уже говорил, что в любом из нас заложена та или иная программа. Только во мне она рукотворная. Именно. Как раз во мне программа человеческая.
— Это бессмысленный разговор. — Я потянулась и сладко зевнула. — Кто-то же изначально дал шифр к программе твоим родственникам. Это спор о курице и яйце.
— О какой курице? — недоуменно спросил Шаэль.
— Такая нескончаемая философская загадка: что было раньше курица или яйцо.
Я улыбнулась, поразившись, что он не знает её, и пояснила:
— Если первой была курица, то откуда она появилась, а если яйцо, то кто его снес?
— Ого! — восхитился парень. — Интересно.
— И бесконечно бесперспективно для спора, — засмеялась я. — У меня мозги кипят. Давай придумаем какую-нибудь другую тему для разговора?
Он кивнул, и вдруг неожиданно попросил:
— А ты расскажи мне свою любимую сказку. Можешь?
Я удивилась, но не стала выяснять, зачем Шаэлю вдруг понадобилась сказка, а просто ответила:
— Конечно.
И собравшись со всеми своими силами, я стала придумывать на ходу. Получалось само собой, легко и свободно. Словно кто-то диктовал мне слова.
— Жил был когда-то в горах сильный и свободный человек, который вел свой род от существа иного, чем другие люди. Он был умнее и величественнее их, поэтому его уважали и не любили.
— Почему?
— Потому что люди не любят тех, кто лучше их. Не перебивай. Он вынужден был уйти в горы и жить совершенно один, так как никто не понимал его. А это очень обидно, когда ты видишь и понимаешь то, что другим недоступно. Все гении очень одиноки, Шаэль, потому что они заглянули за грань человеческого понимания. Так и наш герой жил себе и жил один, когда понял, что век его, хотя и очень долгий по сравнению со средним человеческим, но все же когда-нибудь кончится. Он уже смирился с тем, что не оставит после себя никого на земле, когда вдруг в горы пришла группа людей, не похожих на тех, кого он знал раньше. Эти люди смотрели на звезды и пели волшебные песни, от которых душа воспаряла в небо. Что-то особенное было в этих замечательных людях. Они стали строить храм недалеко от его убежища. Видно было, что они пришли издалека, что они обессилены и нуждаются в отдыхе, но все-таки первым делом они стали возводить не жилые дома и загоны для скота, а стены для вознесения духа. Это удивляло и восхищало Одинокого. А ещё особенно часто стучало сердце у него, когда он видел двух сестер, когда вечерами они сидели у костра. Черную и светлую. Он смотрел на них, притаившись за большим камнем или толстым стволом дерева, не смея показаться на глаза. Одинокий понимал, что это неправильно, потому что сердце у него невероятно ускоряло ход и при взгляде на одну, и при взгляде на другую. Но это была данность, и врать сам себе он не мог.
— Темную и светлую.... — задумчиво повторил Шаэль, глядя в огонь, и что-то стало разгораться и в его глазах.
— Да, так и было. Замирало сердце от их смеха, словно колокольчики сразу на всех лугах и полянах наливались звоном, неслось сердце вскачь, когда они соприкасались головами, делясь чем-то друг с другом по секрету. Так бы и продолжалось это молчаливое созерцание вечно, но случилось что-то такое, что заставило Одинокого однажды выйти из укрытия и предстать перед глазами новых обитателей этих мест. И посмотрела на него древняя седая старуха слезящимися глазами и воскликнула, вознеся руки к небу: «Слава тебе, Дева! Вижу того, кто достоин явить твое возрождение!»....