Все демоны: Пандемониум

— Ты, как всегда, прав, отец. Он необычный, другой. Он — мой мальчик, — произнесла она с нажимом. — У него волосы цвета лунного серебра. У него глаза Барбеллы — глаза цвета лиловой ночи. Ему удается сохранять мир посреди войны и свет во тьме. Пускай все решит судьба.

— Князь хочет узнать пророчество и завладеть Книгой во что бы то ни стало.

— Мы покоряемся воле Князя, — склонила голову прекрасная Моубрай, — но можем сделать лишь то, что в наших скромных силах. Кроме нас с тобой есть и другие — Сатаран, Кальфон, Малакбел, Астрофель, Форалберг, которые постоянно кричат о своем непомерном могуществе. Пусть однажды они принесут ему желанную победу.

— Ты всерьез полагаешь, что сей одаренный малыш сможет противопоставить хоть что-нибудь силам Ада?

— Я не видела ничего такого, что он мог бы выставить против нас. Смешно и нелепо было бы убеждать тебя, что наше поражение неизбежно. У меня нет доказательств. Но я редко ошибаюсь в предчувствиях, иначе ты и не советовался бы со мной. А предчувствия говорят мне, что эта война будет сильно отличаться от предыдущих. Зелг станет сражаться не за пророчество и Книгу, и не за толику своих сокровищ, а за эту беглую душу — он к ней весьма расположен. И за Кассарию, потому что он любит ее всем сердцем, хотя и не использует ее могущества. И его подданные будут биться не за власть и славу, а друг за друга.

— Полагаешь, это сможет остановить наши непобедимые легионы? Ты представляешь себе, что Кассар, воспитанный вдалеке от своей вотчины несведущими и мелкими людишками, способный разве что поднять несколько мертвых, выиграет поединок с Сатараном? Или в его игрушечном войске отыщется воин, который выстоит в бою против несокрушимого Малакбела? До сих пор кассарийцы побеждали. До сих пор кассарийцы вели в битву тьмы павших и призывали на помощь силы, о которых Зелг может только прочитать в книгах, к коим так привязан. — Маршал Тьмы помолчал, а затем взглянул в сверкающие расплавленным золотом глаза дочери и твердо молвил: — Ты могла бы выиграть ту битву, я уверен. Просто ты уже не хотела победы. Ты желала Барбеллу.

Она улыбнулась. Улыбка эта показалась Каванаху ярким и хрупким мотыльком, что неведомо каким чудом залетел сюда с поверхности. Слишком непривычной и неуместной была подобная улыбка в Преисподней — легкая, мечтательная, нежная и печальная. Улыбка любящей женщины, а не грозной демоницы, повелевающей легионами Темных Душ. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее — она была ему неприятна. А когда открыл, лицо его дочери стало прежним — таким, как он привык: холодным, жестким и непроницаемым.

— Я могу только предполагать, как станут развиваться события. Однако Бэхитехвальд уже побежден, что не стоит упускать из виду. Не забывай, что я предупредила тебя, отец: этого, как ты его назвал, «жалобного» моего потомка тебе так просто не проглотить. Он застрянет у тебя в глотке. Я бы не стала так рисковать.

Подсознательно мы делим врагов на съедобных и несъедобных.

«Пшекруй

— Слепой оборотень как-то сказал мне, что никто не измерил силы людской крови, — хмыкнул Каванах. — Кто знает, может, он был прав?

— И еще, — жестко усмехнулась маркиза Сартейн, — пару слов о «глуповатом минотавре, которому повезло».

— Да?

— Я бы на твоем месте навсегда избавилась от лазутчика, посмевшего доложить тебе подобную чушь. Сей минотавр, имя которому Такангор, представляет для нас отдельный интерес.

* * *

Проснувшись поутру в решительном и твердом расположении духа, Зелг понял, что обязан сделать что-нибудь значительное. Коль уж судьба распорядилась таким образом, что жизнь его может закончиться в каком-то диком Липолесье спустя несколько дней, нужно совершить необычайный поступок, принести пользу обществу, оставить после себя память на долгие годы. Войти героем в историю Кассарии, наконец.

Перебрав в уме несколько возможных подвигов, герцог остановился на самом внушительном. И полез на подоконник — измерять длину штор.

Спустя несколько минут он уже был на конюшне. Самолично оседлал коня и отправился в Виззл, в известный на всю округу магазинчик «Лоскутки», где продавались самые разнообразные ткани. Знатоки поговаривали, что кабы тиронгийские модницы так не боялись умертвий и оборотней, то их силком нельзя было бы отсюда вытащить, ибо выбор товаров тут действительно впечатлял.

Герцог мечтал приобрести для своей спальни ткань с каким-нибудь нейтрально-милосердным рисунком, вроде бабочек, пчелок или трогательных резвящихся зверушек на успокаивающем голубом либо зеленом фоне.

Как выразился бы по этому поводу Агапий Лилипупс, герцог хотел «одним зайцем убить сразу всех» — то есть купить новые занавески и заодно приободрить своих подданных, внушить им немного стойкости и оптимизма перед грядущими испытаниями. Однако выяснилось, что внушать в Виззле стойкость и оптимизм некому, а вернее — незачем.