Все демоны: Пандемониум

Кехертуса тогда поразило, с какой потрясающей точностью судья Бедерхем определил это дело как «спор хозяйствующих сторон». И когда перед ним возникли две яростные физиономии Астрофеля, он вдруг понял, что это та же самая проблема. Демоны проигрывали всухую, и кассарийская армия могла безбедно жить на свой выигрыш целый год. Такого надругательства трепетные демонские души вынести оказались не в состоянии. Они страстно желали сатисфакции, кто-то должен был исполнить это их желание.

Адский барон находился как раз при исполнении и не мог отказаться от поединка, даже если бы и хотел. Поэтому ничего личного в предстоящем сражении паук не усматривал.

Но если добрый читатель полагает, что это как-то повлияло в дальнейшем на горькую участь Астрофеля Двуликого, то он заблуждается. Ибо, как строго указал Кехертус в своем знаменитом интервью авангардной газете «Задорные затрещинки», он и маму родную караваем не называл, но в печь посадил.

Хотя у Астрофеля было две морды, на выбор, ни одна из них не внушила Кехертусу симпатии. Фигура тоже не понравилась, но фигура — дело такое, заковыристое. Как утверждает доктор Дотт, от чрезмерной полноты гарантированно помогает единственная диета — год в подземном каземате, на хлебе и воде, причем порции должен отмерять жуткий скупердяй.

— Конечно, еще лучше действует стремительная диета из блюваблей, прелой соломы и капель, падающих с потолка сырой камеры, но это уже антигуманно, — вздыхал доктор, — а жаль. Если бы не решение Ломдатьевского Слета Свободы Медицинской Мысли и Врачебного Волеизъявления, я бы имел огромный успех среди придворных красавиц со своими новаторскими методами.

Но речь, разумеется, не о диете, а о смертоубийстве. Хотя какая, в сущности, разница? Любой, кто баловался диетами, с уверенностью ответит, что нет никакой.

На конкурсе молодых упаковщиков Кехертус легко взял бы первый приз. Тончайшая, но прочная, как магические узы, нить для плетения кокона трепетала на ветру.

Опять же не уверены, что читателю это крайне важно, но следом за Мотиссимусом Мулариканским сообщаем: ветерок дул южный, теплый и ласковый. По нему так и хотелось лететь вместе с серебристыми нитями паутины, которую без устали выпускали паутинные бородавки Кехертуса.

Астрофель Двуликий, командующий легионами Предателей, — адский кошмар, переливающийся всеми цветами радуги, способный принять какую угодно форму и стать невидимым на любом фоне, — ни формы как следует принять не успел, ни затаиться не сумел.

Пауки не могут похвастаться хорошим зрением. Им не то что с грифонами не сравниться, но и с подслеповатым старичком, принимающим кота за утепленную меховую шапочку. Но острый взгляд им не нужен — они и так все чувствуют: дыхание, тепло, колебания воздуха и дрожь земли, не слышную никому другому.

В ту секунду, когда Астрофель буквально растаял в воздухе, Зелг подумал было, что потерял своего друга. Что невидимому демону ничего не стоит нанести коварный удар сзади, и кто скажет, не будет ли этот удар фатальным? Он уже принялся дергать за рукав мумию дедушки, а другой рукой подзывать к себе Крифиана, дабы признать поражение своего бойца и тем самым сберечь Кехертусу жизнь, когда паук совершил стремительный, почти незаметный глазу бросок.

Вот он стоял неподвижно посреди равнины, такой беззащитный перед врагом, открытый для любых выпадов, совершенно беспомощный и, казалось, растерянный, а вот уже вонзил свои роскошные всесокрушающие клыки в огромное и бесформенное нечто. Правда, толком рассмотреть его жертву и узнать, какой облик избрал Астрофель для поединка с Кехертусом, ни Зелгу, ни кому-либо иному так и не удалось. Дело в том, что большая часть грандиозной туши демона была уже плотно упакована в несколько слоев клейкой сверхпрочной паутины. Двуликий брыкался и ругался, но движения его с каждым витком нити становились все менее заметными, а голос — все тише и тише.

— Великий Ниакрох! — Полковник Уизбек Райри Тинн невольно придвинулся поближе к Галармону. — Ангус, ты видел, какие у него клыки?

— Я уже привык, — скромно ответил генерал да Галармон, чувствуя себя принятым в узкий круг избранных.

— А ведь такой пушистенький, — сказал Уизбек, нервно вздрагивая. — Не то чтобы совсем безобидный, но… А где он их прячет? Я их никогда не видел.

— У него там как бы ножны. — И генерал взмахнул руками, показывая, как именно прячет Кехертус свои смертоносные клыки. — Понимаешь, просто он очень миролюбивый, добрый и лишний раз не демонстрирует свое преимущество.

— Миролюбивый? — уточнил Райри Тинн.

— Ага.

— И как есть — добрый?

— Точно.

— И на том спасибо, — выдохнул полковник, представив себе Кехертуса агрессивного, недоброжелательного и злого.