Все девушки любят опаздывать

Но искать кружные пути с моим слабым зрением — все равно что ждать милости от ближних. Милости от природы дождешься скорее!..

Я вошла в сквер. Ноги слегка подгибались в коленках, внутренности дребезжали, а объемистый мешок с отходами от фуршета волочился по асфальту. У первой встреченной мной скульптуры — женщины с веслом — недоставало левой руки и половины ноги, и она представилась мне воплощением кары Господней. Голые ветки нависли над моей головой, как длани призраков, а качавшийся фонарь удлинил мою тень и сделал ее зыбкой, будто и сама я — призрак. Чтобы разогнать тягостное наваждение, я запела проникновенным лирическим сопрано:

Как поздней осени порою
Бывает день, бывает час,
Когда повеет вдруг весною,
И что — то шевельнется в вас!

Это «что — то» действительно шевельнулось, но не во мне, а в кустах. Я примолкла и остановилась. Кто там? Бродячая собака? Кот? Бомж? Или змея? Фу, что я несу? Какие могут быть змеи «поздней осени порою» в городском саду?! Но сердце мое плюхнулось в груди, точно выловленный карась, а злополучный пакет с объедками выпал из рук. Я нагнулась за ним и отчетливо услышала копошение за живой изгородью из непонятного, облетевшего кустарника. «Копошение» возбудило жажду бежать со скоростью спринтера, без оглядки — но у меня, как в дурном сне, отказали ноги.

— Хорошо поешь, — негромко произнес из темноты мужской голос.

Или, может быть, это была слуховая галлюцинация? В любом случае я осталась польщена.

— Да, пою я неплохо, это вы правильно заметили…

— Помоги, а? — попросил из кустов незримый ценитель моего вокала.

— Кирилл, это вы?! — осенило меня, и я обрадовалась Золотареву как родному. Оглянулась по сторонам. — Где вы прячетесь?.. Что, шли — шли да свалились в кусты, да? Вот так — то напиваться — это чревато самыми непредсказуемыми последствиями!.. Я же вас просила: подождите. Зачем вы убежали от меня?

— Я — не Кирилл, я — Александр, — сипло выдавил из себя человек в кустах и застонал, заставив трусливого карася в моей груди сжаться до размеров шарика мимозы.

Я попятилась и споткнулась о мусорный мешок.

— Ой, чуть из — за вас не упала!

— Перелезай сюда, я здесь, — позвал меня неведомый мне настырный Александр.

Легко сказать перелезай. Кусты топорщились ветками и колючками, цеплялись за одежду, царапали руки. За живой изгородью открывалась полянка, беспросветная, как преисподняя. Я робко позвала:

— Ау, где вы?

— Тут, — буркнул сквозь зубы новый знакомый и сдавленно застонал.

Звук исходил откуда — то слева, и, когда глаза немного свыклись с темнотой, я рассмотрела заросли сирени. Под нижними раскидистыми ветками смутно белели чьи — то кроссовки.

— Вы застряли, — проявила я сметливость. — И для чего в сирень полезли?

Человек издал нечленораздельный возглас, будто он злился на меня за мои вопросы.

— Сейчас — сейчас, — пообещала я и потянула его за ноги, но смогла сдвинуть не больше чем на сантиметр.

Александр увяз капитально, но сам не прилагал никаких усилий для того, чтобы выбраться. Он только фыркал и стонал. Методом проб и ошибок я установила, что выволакивать громоздкое туловище из кустов лучше рывками, и стала тащить его, как бурлак баржу: терпеливо и монотонно, ощущая, как вдоль спины струится жаркий пот. Все же бурлачество — абсолютно не женская работа!.. Я надорвалась, но тем не менее достигла желанного результата: мужчина в белых кроссовках был высвобожден мной из сиреневого куста. Я отряхнула ладони, нащупала в кармане зажигалку и посветила. О боже!.. Полумертвое тело принадлежало тому самому отвратительному фоторепортеру, который на выставке принял меня за подставку для своей камеры. Опознать фоторепортера можно было только по экипировке, — искаженная, залитая кровью физиономия напоминала пухлую рождественскую индейку под клюквенным соусом. Как раз тот случай, про который говорят «родная мама не узнает». Я разохалась, бестолково завертелась вокруг него, обжигая пальцы раскалившейся зажигалкой, явно не предназначенной для использования в качестве факела.

— Ой, как же вас отделали… просто кошмар! Вы как отбивная котлета. Нет, как бифштекс с кровью!.. Кто же это? Неужели Кирилл так озверел?

— Ум-м, — заскрежетал он зубами от злости, — достала ты уже со своим Кириллом!

— Во — первых, он не мой, мы почти и незнакомы. Во — вторых, я бы тебя не доставала, если бы ты сам не попросил. — От растерянности и огорчения мне стало трудно подбирать слова. — Тоже мне… очень хотелось с тобой валандаться… осколок счастья!

А Александр барахтался, трепыхался на земле, силился подняться — и валился обратно, прямо как мой мусорный мешок. Я уже не знала, чем ему помочь, не на руках же его нести?.. Только бестолково суетилась вокруг фотографа, вздыхала и ахала. Внезапно меня осенило:

— А-а, поняла! Тебе наподдали охранники Аллочки! И поделом. В другой раз не будешь заглядывать под юбки чужим женам!

— Ты, заколебала, очкаридзе!.. — зарычал на меня Александр.

— Нет, это ты меня заколебал!