В палату зашла медсестра с приборами для процедур. Она откинула с Саши одеяло, обнажила спеленутый бинтами живот, повернула фотографа на бок, как полено, протерла ваткой ягодицу и легким, натренированным шлепком всадила в мякоть иголку шприца. Александр даже не вздрогнул от укола — он крепко заснул.
— Как вы думаете, его состояние не ухудшилось? — встревожилась я.
— Нет, он в норме. — Девица с нежностью посмотрела на Санчо, укрыла его и, пощупав лоб, погладила по волосам. — Температурка держится, но как вы хотели? Ранения серьезные: пришлось удалить часть кишечника и желчный пузырь. Такой чудесный парень!.. Весь шитый — перешитый, а совсем не ноет, не жалуется. Едва пришел в сознание, как попросился из реанимации в общую палату, потому что не пожелал чувствовать себя инвалидом. Он обязательно выкарабкается! — пообещала медсестра. — Он — настоящий мужчина!
Я приняла трепетное отношение медсестры за свидетельство того, что Анисимов пользуется успехом у женского пола, и меня задело. Мне захотелось прогнать девушку, сказать ей: сделала дело — и гуляй смело, нечего охаживать чужих парней!.. Вместо этого я сухо уточнила:
— Вы колете Александру антибиотики?
— И антибиотики, и обезболивающие препараты, — мягким, воркующим голосом подтвердила девушка и выскользнула из палаты.
Отсутствовала она недолго — принесла для меня белый халат и уродливые тапочки без задников.
— Наденьте, пожалуйста, у нас все же хирургия, требуется стерильность…
Халатик был микроскопического размера, он затрещал на мне по швам и не застегнулся. Я возмутилась:
— Издеваетесь, да?
— Что вы? Это мой халат, а другого просто нет, — оправдалась худосочная медсестра. — Не снимайте, прошу вас, иначе попадет от лечащего врача!.. Я так рада, что вы можете поухаживать за Анисимовым, — младшего медперсонала не хватает, а Сашенька нуждается в постоянном присмотре… Если что — нибудь понадобится, обращайтесь, я скоро закончу процедуры и буду на посту.
Она вымыла руки, надломила ампулу, наполнила новый шприц и направилась к другой койке, держа на изготовку свое колющее орудие производства и проспиртованную ватку. Я осмотрелась. Всего в палате было шесть кроватей. Одна из них пустовала — можно было прилечь, но мне от усталости было страшно пошевелиться. Я так и осталась сидеть на стуле, только голову пристроила на краешек подушки рядом с Сашиной головой и моментально задремала. Рассчитывала поспать пять минут, но, когда пробудилась, окна со стороны улицы занавесила густая мгла. Тело занемело от неудобной позы, стало чужим, щеку я отлежала, а во рту ощущался противный, гнилой вкус простуженного горла.
— Девушка, у вас телефончик звонил, а вы и не чуяли, — сообщил Сашин сосед по палате — мужчина средних лет. Обе ноги его висели на вытяжке, прикрепленные за металлические спицы. На эти железяки даже смотреть было больно.
— Ничего страшного, кому надо, тот дозвонится, — недовольно пробурчала я, потягиваясь до хруста и разминая затекшую спину.
Потом достала мобильник из сумочки и отключила его ко всем чертям: никого не хотела слышать, ни о чем не мечтала, кроме как выспаться!.. Но как только я решила осуществить свое заветное желание и устроиться на свободной койке, безногий пациент попросил подать ему утку.
Нет, младшему медперсоналу второй больницы скорой медицинской помощи определенно не позавидуешь! Я их долю успела прочувствовать на своей шкуре, как только всех недееспособных обитателей палаты резко потянуло в туалет: кого по — большому, кого по — маленькому. Вонь поднялась до потолка, и раскрытая форточка от нее не спасала. Потом наступило время ужина, и я разнесла по постелям тарелки со слипшейся лапшой и стаканы с жидким чаем. Один Александр Анисимов не просил ни есть, ни пить, пребывая в беспамятстве. Его лицо, покрывшееся бисеринками пота, раскалилось точно камень на солнцепеке.
Ласковая медсестра вновь явилась делать уколы. Она подсказала мне, что Сашу нужно протереть влажной салфеткой и положить холодный компресс на лоб. Я намочила вафельное полотенце, но протирать оказалось нечего: торс папарацци почти полностью скрывали бинты. Сквозь повязки кое — где просочился йод, выступила кровь, и Саша напоминал распластанную черепаху в пятнистом, желто — коричневом панцире, впавшую в зимнюю спячку. Мой друг ни на какие внешние сигналы не откликался, и от его беспомощности ныло сердце. Сердце ныло, а желудок требовал корма, и я позарилась на безвкусную больничную лапшу, в которую повара пожалели добавить даже соли, не говоря уже про масло. Уписывала я ее с таким удовольствием, будто это были ресторанные спагетти с изысканным соусом из спелых томатов, ароматного базилика и других приправ.
В тот момент, когда я полностью набила рот лапшой, в палату заглянул Ткач в наброшенном на плечи голубом халате и просиял мне неискренней улыбкой изменника. Я поперхнулась от неожиданности и возмущения и раскашлялась сильно, до слез.