Все дни прощания

— Спокойной ночи. Если покажут сон, постарайся запомнить. Моя тетка любит чужие сны, прямо сама не своя до чужих снов. Она их разгадывать любит. Утром ты расскажешь, она и разгадает.

— У меня сны дурацкие, все по крышам хожу и падаю. Или дерусь.

— Это и я могу разгадать: значит, растешь! И правильно, и надо!..

Она ушла. Я закрыл двери на крюк, сел на стул и поискал зеркало, чтобы увидеть свою морду. Не нашел. Разделся и направился к кровати. Не помню, как я дошел. Кажется, уснул на полдороге…

Глава седьмая

— …Бей же, бей, Мазепа! Никогда тебя не приму. Ты вечно чужой игрок в нашей команде.

— Сам играй! Сам будь игроком, а не суфлером, — кричали за стенкой сарая.

Эти сердечные горести меня и разбудили. Я долго не понимал, где я. Наконец увидел швейную машину, «Незнакомку» и вспомнил. И даже закрыл глаза, чтобы не видеть этого, чтобы снова уснуть и не просыпаться.

«Что я тут делаю? Кто мне позволил ночевать не дома? Вставай и возвращайся. Пора домой, там ждет отец».

Я повернулся, и что-то с болью порвалось на моей ноге. Осторожно потянул одеяло и увидел, что оно прилипло на правом колене.

«Нужно было в брюках лечь, дурак. А так все вымазал».

В дверь постучали. Я встал и снял крючок.

Вошла высокая женщина в белой вышитой кофте и синей юбке. Где-то я видел ее. Будто совсем недавно, будто вчера.

— Как дела, пехотинец? Спал хорошо? Вставай, умывайся и завтракать. Умывальник за сараем. И мыло там с полотенцем… Хорош, ничего не скажешь. Видать, окопаться не успел, а тут ихние солдаты… Но что это значит для настоящего мужчины, верно? Как говорится, шрам на роже для мужчин всего дороже, верно?

И она громко засмеялась и ушла.

«Фёд Фёдыч, выставьте его на следующей…»

Как только я вспомнил это, сразу узнал в ней вчерашнего контролера в синем берете… «Фёд Фёдыч, выставьте его на следующей…»

Сегодня она была совершенно непохожа на ту, вчерашнюю. Обыкновенная женщина, какую можно встретить в любом доме, в любой семье. А что было там, в поезде? Где она истинная — тут или там?

Не будь Лапиной, я бы пулей рванул из этого сарая. Но Лапина тут ни при чем, ее нельзя обижать.

Я оделся и пошел за сарай. Там действительно был умывальник и большое овальное зеркало. Я бросился к нему, не рассчитывая себя узнать. Узнал. Ничего страшного не произошло: ссадина на подбородке, оцарапан нос и подбит глаз. Влево и вправо от носа голубые разводы. Но это пустяк, бывают лица пострашнее.

Вода из умывальника такая холодная, что закололо в пальцы. Но я специально набирал в ладони этот ужас и держал в нем лицо.

— Ну, что видел во сне?

Это пришла Рита. Беленькая, чистенькая, в голубом платье с какими-то легкомысленными крылышками на плечах. Прямо-таки светится от радости. На ее босую ногу с травинки переползает божья коровка.

— Поздравляю с покупкой! — протянул я ей руку.

— Какая покупка, ничего я не покупала! — сомневающимся голосом говорила Рита, все-таки подавая мне руку.

— Ты купила мотоцикл, и я тебя поздравляю.

— Ф-фта, — засмеялась Рита. — Какой мотоцикл?

— Нормальный, кажется, «Яву». И мы подкатили его к горке, а ты говоришь: «Садись, под гору съедем». А я говорю: «А вдруг заведется?» А ты: «Не заведется, в нем бензину нету». Но только мы сели, только поехали, а он как заведется! Разогнались — и трах в забор?.. Видишь, какие у меня теперь синяки?

О, как она смеялась, эта Лапина. Смотрела на меня, прижимала пальцы к губам, а из глаз ее горохом сыпались слезы.

Когда я вымылся, она повела меня в дом. А там уже завтрак на столе: яичница с колбасой, помидоры, сметана.

— Это моя тетя, Антонина Григорьевна. А это…

— Мы уж знакомы, я заходила к нему… Постой-ка, а не ты ли вчера ехал без билета? Да еще мы тебя ссадили тут, в Разливе?

— Нет, вы спутали, — сказал я, не понимая смысла этого узнавания. На ее месте я бы не стал «узнавать» человека, которого так отделали по моей вине.

— Ну, голубчик, я не спутаю. У меня на таких глаз наметанный. Ты и есть тот самый, — сказала она и поднесла руки к лицу. — Эк же тебя, сынок… Вот мерзавцы. Это здесь, да?

— Здесь.

— Вот мерзавцы. А за что?

— Ладно, я пошел. Мне пора.

— Никаких пора. Позавтракаешь, тогда с богом.

Она заставила меня сесть на табуретку. А Рита, чтобы удержать меня, стала быстро рассказывать мой сон про мотоцикл. Но Антонина Григорьевна даже не повернулась к ней.

— Куда ж ты ехал? — спросила она, разглядывая мое лицо. — Неужели у тебя такие срочные дела, что обязательно нужно прыгать в поезд без билета?

Теперь это была совсем другая женщина, не вчерашняя. Захотелось рассказать, зачем я поехал в Песочный и как это вышло, что сел без билета, и про отца на пляже — пусть знает и пусть жалеет, что выгнала из поезда. Но тут же подумал, что откровенность эта ни к чему.

— К приятелю в Песочный ехал. Давно не виделись. А тут передали, будто он заболел. Вот и вышло, что сел без билета.

— Ах ты, дьявол окаянный, — моя вина. Ты прости меня, паренек. Бог вас знает, какими мыслями вы живете, а мы, взрослые, не можем этого понять и требуем от вас, как от взрослых. Для меня теперь раз с билетом — друг, без билета — враг.