Читаем Все дни, все ночи. Современная шведская пьеса полностью

Агнес. В жизни не слыхала ничего трусливее! Сила, которая могущественнее! Сперва ты запутываешь все до предела, а потом призываешь на помощь высшую силу, чтобы та все расставила по местам. У меня нет слов! (Ловит ртом воздух.) Ты настоящий младенец! Неужто, прожив на свете 37 лет, ты еще не понял, что человек должен отвечать за свои поступки! Жизнь — штука практичная! Осел!

Клас. Ха-ха, ха-ха, практичная! Умереть можно! Интересно, кто тут у нас практичный? Я. Я пытаюсь определить свое отношение к возникшей на практике ситуации — твоей беременности, к появлению ребенка. Это практично. Конструктивно и практично. А ты, практик номер один, королева практичности, ты прячешь голову в кусты и начинаешь молоть что-то про идеальные отношения! Что, мол, наши отношения не идеальные! Где ты нашла идеальные отношения!

Агнес. Я...

Клас. Да, да! Ты так и сказала — наши отношения не идеальные, поэтому так, увы, не пойдет, поэтому этот ребенок должен, увы, умереть!

Агнес. Я знаю только одно: я несу ответственность за свою жизнь, свое тело и за то, что мне представляется правильным. Ничего другого я сделать не в состоянии.

Клас. А как же я? Я!

Агнес. Нет, не подходи. Уйди! Пожалуйста, попытайся с уважением отнестись ко мне, к моей жизни, к тому, что у меня есть собственная жизнь.

Беата(взбирается на стул и начинает медленно снимать с себя одежду, вещь за вещью, пока не раздевается донага). Посмотрите на меня. Посмотрите на мое женское тело. Перед вами женщина. И я вам рожу другого ребенка. Поглядите мне в глаза, поглядите в глаза женщине, которая принесет в мир новую жизнь.

Клас. Что-что?

Беата. Посмотрите на тело, по которому стремительно мчится кровь, в котором масса крови увеличивается со скоростью взрыва, дабы питать новую жизнь, в котором прокладываются новые пути... и все...

Агнес. Все...

Беата. Разбухает! И только потому, что я открыла дверь! И в меня хлынул поток, приведя в это ненормально бурлящее, пенящееся состояние.

Агнес. У тебя будет ребенок? Ты беременна?

Беата. Послушай, ты, самовлюбленная идиотка, это не твое собачье дело!

Агнес. Как это произошло?

Беата. Как произошло? Как произошло? А вот как — я повернулась задом к северному ветру, и северный ветер дунул мне в промежность, посеяв, стало быть, там семя! Господи!


Клас приближается к двери.


Он уходит, мужчина уходит, потому что он не в силах вынести свихнувшихся женщин. Клас! Сидеть! Место!

Клас(подходит к ней, снимает обнаженную женщину со стула и прижимается к ней. Агнес безмолвно наблюдает за ними, теребя повязку). Я невидимка, меня нет для вас. Что бы вы ни делали, в какую бы сторону ни поворачивались, я для вас не существую.

Беата. Еще как существуешь, ты здесь, внутри. (Хихикает.)

Агнес(ошеломленно смотрит на Класа). Это твой ребенок? Это ты?

Клас(возмущенно ходит взад и вперед по комнате, полы плаща бьют по ногам). Как узнать, чего хочет женщина? Каждый раз, стоит тебе выбежать, радостному и счастливому, на поляну, как она тут же поворачивается и бегом устремляется в другую сторону или же пускает слезы, притаившись за кустиком. Каждый раз, стоит тебе попытаться просунуть ногу в приоткрытую дверь, как она захлопывается. Да, это я. Я — это я! (Безудержно хохочет. Снимает плащ, садится.)

Агнес. Вот так?

Беата(продолжает, очень серьезно, со своего рода мужеством). И знайте, я посмотрю в глаза каждому и объявлю: вот, я рожу вам новую жизнь! До лунных циклов мне больше дела нет!

Агнес(снимает с себя пальто. Исключительно сдержанно). Я понимаю только одно — вы за моей спиной...

Беата(весело). Трахались. Только твоей спины я не видела.

Агнес. А к тем, кто обделывает делишки за моей спиной, я поворачиваюсь задницей! Как ты мог? Клас, как ты мог? И зачем вы сейчас втягиваете меня во все это? (Бьет Класа своим намокшим пальто.)

Беата. Вы оба втянуты в мистерию, мистерию жизни. (Направляется в сторону Агнес, с торжеством демонстрируя свою наготу.)

Агнес(отступает). Боже, до чего ты мерзка.

Беата(сжимает ладонями свои груди). И из этих грудей забьет фонтан, заструятся, питая новую жизнь, молоко и мед! Понимаешь, жизнь!

Клас. Хватит. Кончай. (Садится и начинает читать «Экспрессен».) Оденься.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное