Читаем Все дни, все ночи. Современная шведская пьеса полностью

Карна. Знаете, когда я приехала сюда в первый раз? В тридцатых годах. У Севеда, это дед девочек, здесь была своя столярная мастерская, и Эстер еще была жива, она, помню, сказала, что рада тому, что я стану ее невесткой. Господи, и куда только улетучивается жизнь?! Я как раз повесила новые занавески на кухне, и вдруг нахожу у Гуннара в кармане письмо. Тут-то все и прояснилось. А та другая, я имею в виду Луиз, — первое, что она сделала, когда появилась в доме, сняла мои занавески и повесила вот эти, что висят сейчас. Мне не позволили даже зайти сюда и забрать свои вещи. Да и девочек здесь больше не привечали. Ее дети спали в их кроватках. Какой позор — после двадцати лет брака и трех совместно нажитых детей он ни разу, ни разу не пожелал поговорить со мной о прошлом. (Входит Ульрика. Обнимает Тумаса за шею.) За все эти годы он так и не осмелился встретиться со мной, даже о девочках говорить не хотел. Нельзя разводиться, не помирившись сначала. Иначе на душе остается одна горечь, а тогда как приспособиться, куда деваться, в конце концов становишься таким несносным, что никто с тобой не хочет иметь никаких дел. Вот я и угодила в психбольницу, а как же? Что было с девочками, пока я там находилась, не знаю, только Гуннар, как обычно, ничем не помог.

Ульрика. Мама, в то время одна я еще жила дома. Остальные уже разъехались.

Карна. Ах вот как, я ведь ничего не помню.

Ульрика. Прошло двадцать пять лет.

Карна. В той больнице, мне, наверно, сделали лоботомию. С тех пор все как в тумане. Ты мерзнешь?

Ульрика. Немного. Похолодало.

Карна. Надень что-нибудь! Хотя бы кофту! Как можно помириться с человеком, если он исчез! Не объявлять же розыск по радио: вернись, давай помиримся! Я не говорю, что он должен был вернуться ко мне. Этого еще не хватало! Просто встретиться со мной хоть разок, пока мы живы. Посмотреть друг другу в глаза и сказать: не все было только ошибкой, у нас хорошие, умные девочки... Знаешь ли, человеческая жизнь все-таки кое-что значит. Нельзя видеть в прошлом одну ошибку, перечеркнуть все и забыть.

Ульрика. То, что причиняет боль, может, и нужно в конце концов перечеркнуть и забыть!

Карна. Забыть, забыть, конечно, теперь считается, что лучше все забыть. Что произошло позавчера, сегодня не имеет никакого значения. И все же вы, молодые, старайтесь не копить в себе горечь, разбирайтесь со всеми недоразумениями сразу, пока еще можно. Не хороните их в себе. Слышишь, Фредрик?

Фредрик. Слышу, слышу, но где все? Обед готов, куда все подевались? Где Гертруд? (Появляется Брур, одет по-городскому, выглядит уставшим.) Привет, Брур. Какие новости с большой земли?

Брур(бросает ему газету «Афтонбладет»). Скандал в королевском семействе. Новые исследования нашего сексуального поведения. Ничего интересного для тебя. Давай выпьем перед ужином, я угощаю. (Уходит )

Фредрик. Поторопись, ужин готов. У тебя не найдется сигаретки, Улли?

Карна. Пойду накрою на стол. (Она уходит. Снова звучит скрипка Магды.) Вот, слышите? Опять.

Фредрик(берет сигарету). Спасибо. Что это с тобой, ты побледнела.

Ульрика. Мне холодно.

Фредрик(смотрит на сигарету, прячет ее в карман). Осень начинается.

Ульрика. Просто у меня начались месячные.

Гертруд(входит, тяжело дыша, с хозяйственной сумкой). Привет!

Фредрик. Ага, вот и ты... где была?

Гертруд(пробует еду). Ты же сказал, что нет пива. Магда обещала съездить, но убежала в лес пилить на своей чертовой скрипке, так что пришлось мне... соли не хватает (собирается посолить).

Фредрик(бросается, чтоб помешать ей). Нет, черт возьми!

Гертруд(вынимает пиво). Вот! Хотела бы я знать, что с ней происходит, или она пьяная, или сумасшедшая, или и то и другое, только ей на все наплевать!

Тумас. Ну, это ты хватила через край!

Гертруд. Да? Ну, не знаю, наверно, я ничего не понимаю, но ей же действительно на все наплевать!

Ульрика. Не сердись. Тумасу просто показалось, что ты злишься.

Гертруд. Злюсь? Таня весь день присматривала за ее детьми, а меня называют злой, потому что я жалею малышей. А, извините, я знаю, теперь не модно заботиться о детях.

Карна(возвращается). Может, кто-нибудь сходит за ней? Где Брур?

Фредрик. Так. Пошли за стол.

Ульрика. Модно. Что ты хочешь этим сказать?

Гертруд. Я хочу сказать, что, если нет детей, как у тебя, например, то в голове совсем другое. А когда четверо собственных, как у меня, да еще орава детишек в школе, то думаешь только о них.


Скрипка замолкает.


Карна. Что происходит? Надеюсь, вы не ссоритесь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное