Бабушке с каждым днём становилось хуже, она часто звала Мел, любовь всей своей жизни, и ещё раз переживала крушение самолёта. В конце концов это её и сломало окончательно. В начале августа бабушки не стало. Мы тяжело пережили эту потерю, но видеть, как она мучается — ни у кого уже не было сил, и как бы грубо это ни звучало, мы знали, что сейчас она счастлива. Вторым ударом этих каникул стал уход дедушки. В конце августа. Он не проснулся. Две потери родных и близких людей омрачили каникулы. Начало третьего учебного года давалось с большим трудом в психологическом плане. Спустя три месяца воспоминания о них уже не причиняли боль, но мы всё так же скучали по ним.
В институте мы вели себя осторожно: о наших отношениях знал узкий круг друзей. Мэй наотрез отказывалась находиться в одной компании со своими учениками, объясняя это тем, что достаточно одной близкой ученицы, но заставляла меня проводить время в их кругу. К нашей компании присоединился парень Линкольна, Дэвид — разговорчивый, знающий кучу смешных историй. Он стал главным заводилой в компании.
Сдав предпоследний экзамен, я на радостях полетела к Мэй. В аудитории её не оказалось, забыв о правилах приличия, я залетела в кабинет.
— Мел, это не то, о чём ты подумала! — избитая фраза или даже реакция всех людей, когда застаёшь кого-то целующимся с другим. В данном случае высокой брюнеткой лет тридцати пяти, на внушительных каблуках, с бюстом третьего размера. Не спорю, на неё можно засмотреться, но от этого не становилось легче.
— Это тоже твоя сестра? — вспомнив первый случай, бросила я.
— Нет, Мел.
— Я так и подумала! — сказала я, вылетев из кабинета. Слушать какие-либо объяснения мне не хотелось, во всяком случае пока.
— Миа, что случилось? — подлетев ко мне, спросила Дайан.
— Она, она… — я не смогла произнести больше ни слова, из моих глаз текли слёзы. Подруга обняла меня и успокаивала, поглаживая по спине.
— Пойдём, я отведу тебя домой, — сказала Дайан, уводя меня из института.
Мне было больно, мне было плохо. Спасало одно: на то, чтобы прийти в себя — у меня будет несколько летних месяцев. Но для начала надо выдержать последнюю учебную неделю.
На звонки Мэй я не отвечала, и мы с Дайан не нашли ничего лучше, чем напиться. Я не знаю, сколько мы выпили, но, проснувшись в одной постели с полностью обнажённой Дайан, я поняла, что натворила делов.
На кухонной стойке лежали ключи от квартиры, оставленные Мэй, в мусорном ведре — порванная записка:
Когда она пришла и что видела — я не знаю, сейчас мне захотелось невозможного: перемотать время назад и выслушать её, выслушать, а не быть такой дурой.
Если тогда не стала слушать я, то сейчас не станут слушать меня. Поцелуй ещё не означает, что она мне изменила… Осознание этого пришло слишком поздно, а вот то, что видела Мэй — уже невозможно объяснить. Я совершила большую ошибку, и как выбраться из этой ямы, пока не знала. Но понимала: лучшее, что я могу сделать — отступить, во всяком случае, пока.
Часть 3. Подруга
— Ты в своём уме, Элизабет?! Как я объясню этот поцелуй вошедшей без стука Мел? — напала я на подругу, вернувшись в кабинет.
Мел в руках Дайан, ей нужно время.
— Детка, брось, я уже десять лет с тобой так здороваюсь. Объясни этому котёнку, что тётя Элли ненормальная и очень любит сладкое.
— Ты реально ненормальная, я люблю этого котёнка, понимаешь? Ты сейчас посеяла сомнения в моей верности ей.
— Ты что, собака — верность хранить?
— Элли, я тебя очень люблю, но отношения есть отношения, в них есть что-то, что нужно соблюдать, иначе они развалятся. Когда ты уже остепенишься?
— Ох, Мэй, любовь не для меня, я птица свободного полёта.
— Да-да, я помню. Именно поэтому у нас ничего и не получилось.
— У нас не получилось, потому что я не любовь всей твоей жизни. Пойдём выпьем кофе.
— На сколько ты приехала?
— На неделю, у меня пять лекций и выставка здесь.
— Хорошо, кофе не помешает.
Мы с подругой вышли из института, дошли до ближайшего кафе. Я несколько раз звонила Мел, но она не отвечала. Боюсь представить, что она накрутила себе в голове. Вечно я попадаю в неудобные ситуации. Стоило мне найти ту самую, как обязательно случается что-то плохое.