Все дороги ведут в вечность (СИ)

«Moveo animam meam — вот это заклинание. Казалось бы, все просто. Но надо подготовить колдографию (в конце концов, надо сообщить мертвым изображениям свойства живых людей, иначе я просто-напросто окажусь запертой в обществе инферналов), выпить зелье, отключающее защитные силы организма, и только тогда, собравшись с силами, совершить ритуал так называемого «Перехода»…»

«Простят ли меня Ксено и Луна, если узнают, чего ради все это? Надеюсь, что, по крайней мере, поймут. Ксено. Луна. Если вы заинтересуетесь моими записями, то непременно прочтете это. Я хочу, чтобы вы знали — я делаю это из любви к вам. И из страха увидеть, как вы меняетесь. Я боюсь хода времени, у меня не хватает смелости дожидаться будущего. Вдруг оно будет ужасным? Вдруг я вас потеряю? Вы-то с потерей справитесь, вы сильные. А я не переживу. Поэтому я заточу себя среди вас же — но вечных, неизменных…»

Северус прервал чтение и отбросил тетрадь в сторону. Уронив голову на руки, он некоторое время собирался с мыслями, пытаясь пропустить через свое рациональное сознание, как сквозь сито, мотивы Пандоры, отсеять крупицы разумного, понять — зачем. Но у него ничего не получалось. По всему выходило, что его покойная подруга — всего-навсего законченная эгоистка. Или просто сумасшедшая.

Единственное, что Снейп понимал абсолютно точно — это то, что затея Пандоры изначально была обречена на грандиозный провал. Заманчивая иллюзия, рисующая радужные перспективы вечной жизни с дорогими людьми, сыграла с ней злую шутку, заперев душу на веки вечные в миниатюрном подобии тюрьмы. Воскресить Пандору Северус не мог, но оставался еще один способ помочь — а заодно вновь вспомнить, что у его собственной жизни есть хоть какой-то смысл.

Снейп протянул руку к так и не распечатанному конверту, украшенному зеленой лентой. Тишину, царившую в кабинете, нарушил треск рвущейся бумаги — Снейп не церемонился, высвобождая небольшую черно-белую колдографию, заключенную в аккуратную деревянную раму.

Чары не из простых — создать такой ладно скроенный коллаж было не каждому под силу. И дело даже не в склейке разных колдографий, а в том, что каждый изображенный выглядел ровно так, как требовала идея, лежащая в основе снимка. Коллективный портрет, в котором даже самый зоркий глаз не углядел бы ничего странного: Ксенофилиус, Луна, мужчина и женщина средних лет, сам Северус и еще одна незнакомая ему девушка — все стояли рядом, улыбаясь объективу, махали руками, смеялись.

А в центре — Пандора. И на ее лице не было улыбки, только отчаяние и замогильный страх. Она не могла ничего рассказать о своих ощущениях, но Северус понял — ей там очень плохо. Словно…

— Словно ты оказалась «запертой в обществе инферналов», — прошептал он, вглядываясь в колдографию. Затем резко повернул ее и на обратной стороне увидел написанное аккуратным почерком: «для бережного хранения в глубинах твоих необъятных ящиков».

Северус знал, что делать. Нервно облизнув сухие губы, он достал волшебную палочку. Колдография — не крестраж, запечатанный темной магией, а лишь временное хранилище, должно хватить обычного заклинания. Освободив небольшой участок на столе и смахнув обрывки конверта, Снейп положил колдографию перед собой. Немного подумав, он перевернул ее изнанкой вверх. Ведь что такое настоящая дружба? Это прежде всего способность закрывать глаза на страдания друга в тот момент, когда оказываешь ему необходимую помощь.

— Инсендио, — из кончика палочки вырвались языки пламени, которые мгновенно перебросились на колдографию.

Бумага несколько отвратительно долгих секунд корчилась в огне, а Северус, затаив дыхание, наблюдал за процессом. На мгновение ему показалось, что вместе с дымом вверх скользнула тоненькая серебристая струйка — но стоило моргнуть, как наваждение рассеялось. А от злополучной колдографии осталась лишь горстка пепла, лежащая на столе в окружении книг, свитков пергамента и многочисленных бумажных стопок, да чуть тронутая пламенем деревянная рамка.

Снейп устало выдохнул и, откинувшись на спинку стула, прикрыл глаза. Если бы его сейчас попросили описать свои чувства, он… не смог бы. Да и некому было просить. Единственный человек, который совершенно безвозмездно интересовался его внутренним миром, ушел в вечность. И хорошо бы, если правильной дорогой.