Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

1934,X,24, Дорогая Аннуля, вот история моей поездки. С 17 авг<уста> по 1 сент<ября> в Свободном, с 1 по 12 дорога до Медвежьей горы, с 12 сент. по 12 окт. на Медвежьей горе, 12-го окт<ября> переезд до Кеми, с 12 окт<ября> по 20 окт<ября> в Кеми, с 20 по 23 на Морсплаве (бЛопова гора)¹, 23-го переезд по Белому морю и приезд на Соловки. По дороге морем сильно укачало, несмотря на краткость времени переезда. Сегодня, после различных проволочек, наконец, попал в Соловецкий кремль². Не знаю, что писать тебе. Первые впечатления очень тяжелые, отчасти вероятно от дорожной усталости, качки, неопределенности и неустройства. Местность тут красивая довольно, но ее, пожалуй, и не увижу. Кремль сложен из огромных необтесанных валунов, так что снаружи живописен. Небо серое, воздух влажный, сравнительно теплый, особенно при северном ветре. Тут 243 пруда или, точнее, озера, но я видел один пруд. Все время думаю о вас, безпокоюсь, не зная, как вы доехали, как живете, как ваше здоровье и в особенности мамы. Письмо очень спешу писать, т. к. иначе пропущу срок и будет нельзя, надо сейчас сдать его. Имей в виду, что писать отсюда можно лишь один раз в месяц, и потому не безпокойтесь, не получая от меня писем. Адрес мой:

Мурманская ж. д., ст. Кемь, почтовое отделение Попов остров, 8-е Соловецкое отделение ББК, мне.

Очень жалею о работах, оставленных на БАМе: там я мог бы сделать что-нибудь полезное. А также о лазурном небе ДВК и сухом воздухе. Так обрывается всякая полезная деятельность, и все приходится начинать сначала; да и придется ли? Мне сюда вещей не присылайте, т. к. их некуда класть; денег прислать можно не более рублей 10. Но необходимо, чтобы вы написали скорее, тем более, что с прекращением навигации (вероятно в начале или половине декабря) письма доходят, весьма задерживаясь. Как живет моя Тикулька? Как Мик? Что делает Оля? Приехали ли мальчики и как они себя чувствуют? Хоть бы вы все были веселы и радостны, только этого хочу. Сейчас я не успею написать каждому, но скажи им всем, как я их люблю и как страдаю, что ничем не могу помочь им в жизни. Поцелуй от меня маму и непременно сообщи об ее здоровье. Кланяйся твоей маме. как ее здоровье? — За время переезда у меня так ослабла память, что мне трудно написать это письмо и пишу наудачу, что придется. Мои вещи выпиши от П<авла> Н<иколаевича>³ — белье и прочее хозяйственное оборудование, а то боюсь, оно пропадет. — С декабря по середину мая навигация на Соловки прекращается, сообщения нет, только почтовое, но неаккуратное. Остались ли у детей какие-либо впечатления от Сковородина и дороги? Довезли ли вы корни княженики? Сделали ли что-нибудь мальчики за лето?

Соловки. Вид с моря.

Почтовая карточка изделия УСЛОН. 1926 г.

Хорошо бы, чтобы Кира немного исследовал минералы, о которых я говорил тебе, может быть найдет для себя что-нибудь интересное. Как здоровье Васи? Хочется, чтобы хоть мальчикам удалось поработать и сделать что-нибудь полезное и интересное. Играет ли Олечка? Если она увидит Игоря⁴, то пусть кланяется ему от меня. — Что касается меня, то я за это время ничего не делал и почти ничего не читал, если не считать 3–4 романов — было нечего читать, да и вся обстановка не дала бы возможности заняться чем-нибудь. Впрочем, на Морсплаве мне удалось прочесть трагедию Расина, это единственное хорошее впечатление за два месяца. Больше всего думаю о тебе, моя дорогая, боюсь, что ты унываешь, и безпокоюсь о твоем здоровье. Будь радостна и добра, заботься о наших детях. Старайся, чтобы вы питались получше — продавайте, что можно. Крепко целую тебя и всех вас, не забывайте своего папу.

1934.X.24. Соловки. П. Флоренский

Постановление о создании Соловецкого лагеря особого назначения — СЛОН.

Октябрь 1923 г.

1. На окраине Кеми, на берегу Белого моря, находился поселок Попова гора (Попов остров), где располагалась пересыльная тюрьма — Кемский пересыльный пункт. До революции здесь было подворье Соловецкого монастыря.

2. Вот как обстоятельства переезда в Соловецкий лагерь в августе 1934 г. описывает РН.Литвинов: «…За время, прошедшее со времени попадания в лагерь, со мной произошло столько изменений, что даже трудно описать. Первые дни в Кеми было тяжело, потом было совсем хорошо, почти уютно, и хотелось побыть там. Но случилось, что перебросили на морсплав, а через 3 дня я очутился в Соловках. Конечно, меня опять обокрали — это почти неизбежно при здешней лагерной системе, когда, уходя на работу, оставляешь вещи на месте, около своей койки, охраны нет, или почти нет, а известный (слово пропущено. — Ред.) населения лагеря состоит из уголовников».