Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

1. Библиотека о. Павла — и в Москве, и в Загорске — была конфискована, и никакие хлопоты и попытки вернуть хотя бы часть книг не увенчались успехом. Семья очень тяжело пережила утрату книгАМ.Флоренская писала мужу: «Книги у нас отняли твои и наши любимые. Очень тяжело смотреть, как чужие люди возятся в любимых вещах, но что делать, приходится претерпеть все. Мика сегодня целый день, бедняга, проплакал о книгах. Все время получаем ранения в самые больные места» (письмо от 4.III.1934). На просьбу оставить Пушкина «на проработку в школе» — был получен ответ: «Ну вот еще, Пушкина прорабатывать в школе — он запрещен — я сам был исключен из института за Пушкина».

Сковородино. ОМС.

Фотография. 1950-е гг.

23–24 марта 1934 г., Сковородино

1934.III.23–24, ночь. Дорогая Аннуля, Ольга Христофоровна Быкова, жена директора Опытной Мерзлотной Станции, Николая Ивановича, доставит тебе это письмо, если сумеет — лично¹. Она и Ник<олай> Ив<анович> проявили к нам, т. е. к П<авлу> Н<иколаевичу> и ко мне, много внимания и участия, все время стараются сделать нашу жизнь такою, как если бы мы были их гостями. От О<льги> Х<ристофоровны> ты узнаешь обо мне, о жизни и работе. Я бы хотел, чтобы она повидала детей и поговорила с ними, особенно с мальчиками. Ее собственные дети — вроде наших и по возрасту, и по воспитанию, — немного моложе. Старший, Кирилл, болезненностью и неровностью напоминает Васю, второй, Игорь, — нашего Киру, девочка Ира — Олю, а мальчик Коля — Мика. Мне бывает приятно видеть этих детей, но и грустно, потому что особенно живо вспоминаются собственные малыши, начиная с Васюшки. К тому же Кирилл склонен к легочному заболеванию, нервный, на него жаль смотреть.

Справка А. М. Флоренской о разрешении на свидание с мужем, з/к Флоренским П. А. 1934 г

Из собрания музея П. А. Флоренского в Москве.

Кроме разспросов обо мне, спроси у О<льги> Х<ристофоровны> также об условиях жизни здесь и попроси помощи как в отношении устройства свидания, так как и в отношении книг и рукописей. Ник<олай> Ив<анович> уже предпринял некоторые шаги, но там, в Москве, это будет сделать гораздо легче. Сам Ник<олай> Ив<анович> — очень культурный, воспитанный и благожелательный человек, так что работать с ним не только легко, но и весьма приятно; надеюсь, будет и плодотворно. Скажи мальчикам, чтобы они не дичились О<льги> Х<ристофоровны>, тем более, что она будет у вас недолго. Покажите ей музей², если она попадет в Загорск.

О<льга> Х<ристофоровна> предлагает мне привезти от вас посылку.

Я объяснил ей, что мне надо, если она найдет удобным. Кроме того, пришли мне мои ременные пояски, гребешок (около 14 см длиною, частый и редкий — с одной стороны) и хорошо бы черную рубашку на лето, но только не шерстяную и не длинную, т. к. длинная будет высовываться из теплой куртки, и свою длинную я из-за этого не ношу. Пришлите, если есть, какие-нибудь старые акварельные краски и рисовальные перья.

Скажи деткам и маме, что я их очень, очень люблю, но не умею выразить свою любовь. И раньше и теперь я все готов был отдать для вас, но со мною вам жилось невесело и нехорошо. Хотелось бы, чтобы хоть теперь, когда я только мыслями с вами, было радостно и легче. Но сделать ничего не могу. Все это время я страдал за вас и хотел, и просил, чтобы мне было тяжелее, лишь бы вы были избавлены от огорчений, чтобы тяжесть жизни выпала на меня взамен вас. И тем более мне плохо от того, что я ни в чем не нуждаюсь, тогда как вы нуждаетесь, и твоим уверениям я не верю, будто вы живете сносно. Если бы вы могли почувствовать, как я вас люблю, вам было бы легче. С<офье> И<вановне> кланяюсь и желаю ей здоровья. Всех вас целую крепко. Сейчас уже утро, я просидел всю ночь за срочной работой, пишу наскоро и безсвязно. Уже светает, а вы вероятно только легли спать. Напиши мне числа всех домашних памятей (рождения, именины, кончины), у меня память ослабла, и я не все могу вспомнить, хоть и стараюсь. Бываете ли вы у Госи?³ Пойдите к ней за меня. За этот год я был много раз утешен мыслию об ее уходе, но не в том смысле, каком ты пишешь об А. Белом⁴. Кстати, то что ты пишешь о нем, — несправедливо, я знал его с лучшей стороны и память о нем остается во мне светлой и белой, хотя мы и разошлись впоследствии.

Заботься о себе и сохрани мне себя и деток, это единственное, о чем я прошу тебя. Старайся не переутомляться и лечиться. У всех свое горе и свой крест. Поэтому не ропщи на свой. За это время я видел кругом себя столько горя во всех видах и по всяким причинам, что этим собственное отвлекалось. А<лексею> И<вановичу> кланяйся, поблагодари от меня за внимание к вам и за память обо мне. П<авел> Н<иколаевич> в претензии на него за разговоры о дядюшках и проч., ему весьма неприятные.

Если остался свободный экземпляр «Мнимостей в геометрии», то дай О<льге> Х<ристофоровне> для ее мужа⁵.