Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

4. Вот что пишет примерно в это же время Литвинов (1936.X.22): «…Погода у нас, было, тоже испортилась — тоже, потому что я слушаю по трансляции сводки о погоде. Вчера ночью мне пришлось итти в Кремль и из Кремля. Холод ный ветер, глубокая грязь на дороге, слепые лужи и прибой моря. Очень жутко и неуютно. На море моргает маяк на Песьей Луде. А сегодня погода опять наладилась. Легкий мороз, воздух такой прозрачный, что острова в 35 километрах от нас кажутся такими же близкими, как пароходы на Волге с откоса. Закат ярко пунцовый, а море интенсивно синего цвета, как эмаль на фарфоровой чашке. Все это настолько ярко, что скорее страшно, чем прекрасно. Завтра выходной день, и если не будет осложнений, то пойду поискать клюкву. Недели две тому назад я первый раз в жизни видел растущую в природном виде клюкву на моховом болоте. Сначала я подумал, что это какая-то незнакомая, может быть, ядовитая ягода, а потом оказалось, что это самая обыкновенная клюква. Я уже писал тебе о непортящемся вареньи из рябины, которое не успело испортится. Сегодня вечером я думаю сварить вторую порцию. Что-то нужно изобретать для утешения. Пока что занимался вентиляцией. У нас здание очень странное. Левое крыло очень старинное. Низ 16-го столетия. Это громадная комната с каменным столбом посередине. На него опираются своды. На этом этаже построен второй, уже в 18-ом столетии, напоминающий постройки монастыря в Печорах. Правое крыло построено уже в лагерные времена из кирпича, но поразительно паршиво и по стилю и по небрежности постройки. О нем разговора не будет. А в потолке старинной сводчатой палаты, в одной из высших точек, было отверстие. Жили мы тут и работали целый год, но никому в голову не приходило поинтересоваться этой дырой. Время от времени я на нее поглядывал. Наконец вчера я решительно посмотрел на нее, велел приставить лестницу, и, взяв в руки палку, каменщик полез к этому отверстию, чтобы определить его глубину. Палка ушла до конца, не достигнув дна. Взяли газовую трубу, и она тоже ушла целиком. Наконец, нашли шест около шести метров, который уткнулся во что-то. Это был пол чердака. Канал прошел через стену второго этажа, а раньше там, видимо, была теперь снятая вытяжная труба. Я ее восстановил, и дело пошло. Воздух стал совершенно другой. Раньше там был всегда пар и нехороший запах. А теперь стало отлично. Кроме этого удалось найти еще одно облегчение. В выпарном котле вытяжка действовала наоборот, т. е. вместо уборки пара набирала холодный воздух и с паром выбрасывала его в завод. При помощи трех старых мешков тягу удалось повернуть. Теперь в цеху воздух прозрачен, как в апреле. Зато конец октября снаружи дает себя очень чувствовать. Ветер холодный и резкий. Пришлось заклеить окна и начать понемножку пускать пар в отопление и проверить главные пути пара в наши радиаторы. В результате в комнате стало совсем тепло, но в других помещениях нет настоящего тепла. Этим делом займусь после выходного…»

10–11 декабря 1936 г., быв. Кожевенный завод