Все ее страхи

– Половину, – сказал Корбин, даже не понимая, что это значит.

Корбин потягивал пиво из маленького бокала. Это была его вторая ночь в Лондоне. Накануне он вместе с другими американскими студентами посетил инструктаж. Рекомендации в основном были посвящены тому, как найти квартиру в городе. Молодые американцы, схватив списки агентств недвижимости, сформировали маленькие группки и ринулись на поиски жилья. Корбин уже знал, где остановится, поэтому ему не нужно было никуда бежать. Отец устроил его в гостевой комнате на квартире у друзей. Крошечная квартирка на третьем этаже узкого кирпичного дома располагалась в жилом квартале к югу от реки. По размерам его спальня больше походила на чулан. Судя по скудной обстановке в других комнатах – стереосистеме, загруженному бару, кровати с атласными простынями в хозяйской спальне, – эта квартира, вероятно, использовалась коллегой отца в качестве секс-убежища.

– Он там никогда не бывает, – заверил отец. – У тебя будет своя холостяцкая берлога в Лондоне.

Корбин уже ненавидел свое жилье и пошел в «Три ягненка» в надежде встретить других студентов. Получив свое пиво, он облокотился на стойку бара и осмотрел помещение, наполовину заполненное студентами, которые в большинстве своем сидели группками по три-четыре человека. Он с ужасом заметил, что из маленьких стаканчиков пьют только девушки, мужская половина зала употребляет не меньше пинты. Внезапно он почувствовал глубокую ненависть к барменше. Зачем она вообще спрашивала, какой стакан он хочет? Очевидно же, что ему нужна пинта.

Он повернулся спиной к залу и в два глотка осушил свой стакан. Барменша обслуживала троих студентов – все заказали по пинте «Фостерс». Корбин решил последовать их примеру и терпеливо ждал, пока она их обслужит. Она смахивала пену и доливала стаканы до края. Управившись наконец с предыдущими клиентами, она обратила свой взор на Корбина. Он заказал «Фостерс», добавив, что ему большой стакан. Она улыбнулась в ответ, и Корбин почувствовал сильное желание вмазать ей по зубам.

Он взял свой «Фостерс» – напиток был гораздо вкуснее предыдущего – и сел возле стойки бара на высокий табурет у стены, обшитой панелями, стараясь выглядеть скучающим и безразличным. Он осмотрел комнату, но американцев не заметил. У стойки образовалось временное затишье, и барменша вышла собрать пустые стаканы, разбросанные по столам. Проходя мимо Корбина, она остановилась и поинтересовалась, не из Америки ли он.

– Да, я из приезжих студентов, – признался он.

– Не знаешь кого-нибудь, кому нужна комната? Моя подруга ищет жильцов.

– Где?

– В Кэмдене. Недалеко отсюда.

Корбин сказал, что, возможно, ему это может быть интересно. Признался, что у него уже есть жилье, но там противно. Поведал, что живет в квартире для сексуальных утех, предоставленной другом отца, добавив зачем-то, что она завалена фаллоимитаторами и ящиками презервативов. Барменша рассмеялась, откинув голову и обнажая свою молочно-белую шею.

– Значит, взглянешь на ту квартиру? – спросила она.

Корбин согласился, взял адрес и на второй день переехал примерно в такую же мутную квартиру, но она, по крайней мере, находилась ближе к факультету. Он делил ее с угрюмой ирландкой, главным преимуществом которой было то, что она всегда отсутствовала, а когда объявлялась, бесконечно плакалась кому-то по телефону в своей спальне. Другим ее преимуществом было знакомство с темноволосой голубоглазой барменшей по имени Клер Бреннан. После короткого разговора в «Трех ягнятах» первоначальная ненависть Корбина преобразовалась в страстное увлечение.

До поездки в Лондон Корбин сказал себе, что не станет заводить романтических отношений за границей. В прошлом семестре он встречался с первокурсницей по имени Сара Шарфенберг, которая жила в его общежитии на одном с ним этаже. Эта девушка со Среднего Запада была редким экземпляром и не пыталась в первую же неделю перетрахаться со всеми членами братства. Она говорила Корбину, что практически девственна и не хотела бы торопиться. Он нормально отнесся к этому. Он даже повез ее в выходные в Нью-Эссекс показывать дом своей матери, зная, что никого из семейства не будет. Она была впечатлена. Ему понравилось выражение ее лица, с которым она осматривала громадный дом с видом на океан и коллекцию картин его матери.

Когда они вернулись в общежитие, она достала презерватив и прошептала ему на ухо:

– Я хочу заняться с тобой любовью. Прямо сейчас. – Слова казались отрепетированными, а голос театральным, с придыханием. Они разделись догола, но Корбин почувствовал омерзение. При плохом освещении она неожиданно стала выглядеть дешевой и толстой, и Корбин увидел потемневший зуб, которого раньше не замечал. У него не встал, и он сообщил, что не в настроении. Она бесконечно повторяла, что все нормально, и даже пыталась помассировать ему шею, чем только усугубила ситуацию.