Все ее страхи

Ночью начался снег, маленькие снежинки таяли, едва прикасаясь к земле, но никто не ушел, гости оставались в огороженном садике до глубокой ночи. В первые пару часов Корбин чувствовал себя неловко, но вскоре пиво подействовало, и прежде чем он понял это, уже было два часа ночи. Он разговаривал о студенческом футболе с девушкой из университета Ричмонда и мускулистым парнем из Бейлора, который свесил на нее свои обнаженные татуированные руки. Решив, что пора уходить, Корбин извинился и побрел в квартиру искать туалет. Генри стоял в дверях своей спальни с незажженной сигаретой в зубах. Корбин, вообще-то, ненавидел мужиков с длинными волосами, но темные волосы Генри – не меньше пяти сантиметров ниже плеч – не портили его. Это был невысокий парень с мощной грудью, широкими плечами и мелкими чертами лица. Корбин представил себе лиса, наделенного человеческими качествами, дерзкого и обаятельного.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая рыжая девчонка в короткой юбке. Она прошмыгнула мимо Корбина в спальню, скользнув рукой по груди Генри.

Парень улыбнулся, не вынимая сигарету изо рта, и кивнул головой в направлении спальни, зазывно приподняв бровь. Корбин на минуту смутился, но потом сообразил, что Генри предлагает присоединиться. Корбин непринужденно поднял обе руки и покачал головой. Он почувствовал, как кровь прихлынула к лицу, и нырнул в ванную. Когда он вышел, двери спальни уже были закрыты.

После вечеринки Корбин еще несколько раз сталкивался с Генри, но тот не подавал виду, что помнит о случае в коридоре. Корбин вообще начал сомневаться, правильно ли он его понял. Действительно ли его звали в спальню на секс втроем? Подробности той ночи выглядели размытыми, и сейчас он уже не был так уверен. Но каждый раз, когда Корбин видел Генри, он чувствовал какое-то беспокойство в груди и обнаруживал, что при разговоре начинает запинаться. Не то чтобы ему нужно было что-то доказать Генри, который любил поболтать и гордился тем, что знает все обо всех. Корбин пытался убедить себя, что – Генри бестактный выпендрежник, но каждый раз, когда они оказывались рядом, он пытался в некотором роде понравиться Генри. Шуткой или какой-то историей, которой Генри еще не знал. И когда у него получалось, Корбин ощущал неловкий прилив гордости. Интересно, другие люди чувствуют то же, что и он?

Генри, на удивление, сидел в пабе один, и хотя Корбин немного паниковал в предвкушении экзамена по теории игр, он был счастлив встретить его и пригласил присесть.

– Ты знаешь, могу помочь тебе с экзаменом, – сказал Генри, развалившись с большим стаканом пива на стуле напротив Корбина.

– Ты же не посещаешь этот курс.

– Нет, но я нарыл кое-что. Один и тот же экзамен каждый год. Твой профессор никогда не меняет его. Хочешь знать вопросы?

– Еще бы!

Генри рассказал Корбину, что узнал об этом от студента, проходившего программу в прошлом году.

– Я зазубрил все вопросы, но занятия не посещал, так как группу уже укомплектовали. Так что это тебе поможет, не так ли?

– Ты уверен?

– На девяносто процентов. Девяносто пять. Не волнуйся, чувак. Давай еще по пинте.

Корбин купил выпивку на двоих. Вопросы, похоже, действительно подходили. Все соответствовало темам, которые детально излагал профессор Хинчлифф – один из тех стариков с паутинкой мелких вен на щеках. Корбин решил довериться Генри – это облегчило бы его жизнь.

Он отложил книгу, и они с Генри накатили еще несколько пинт. Это была их самая длительная встреча.

– Где ты прятался весь семестр? – спросил Генри.

Корбину и в голову не пришло что-то скрывать:

– В первую неделю я не нуждался в жилье, потому ни с кем не познакомился. Общался со студентами-англичанами.

– Иуда. Ты же знаешь, что не должен встречаться с другими иностранцами во время заграничной учебной программы.

– Что-то не припоминаю такого.

– Нет? Это требование. Приезжаешь в Европу как мудак, прикладываешь все силы, чтобы ни с кем, кроме американцев, не встречаться, а затем возвращаешься как еще больший мудак. И начинаешь свои истории о последнем курсе словами: «Когда прошлым летом я был в Европе…» Эй, а ты едешь в путешествие после окончания занятий?

– Нет, но хотелось бы, – признался Корбин. – У меня стажировка в Нью-Йорке. Начинается в первую неделю июня.

– Не может быть. У меня тоже. Где?

Они сверили письма по своим летним практикам. Это были разные компании, но в одном и том же квартале Мидтауна.

– Отлично, чувак, – обрадовался Генри. – Мы будем лучшими друзьями. Я уже знаю, в каком баре мы будем зависать.

Они начали обсуждать известные бары и рестораны Нью-Йорка, а фраза о лучших друзьях эхом звучала в голове Корбина. Он понимал, что это пустые слова, и, хотя не испытывал недостатка в приятелях, чувствовал, что лучше друга у него никогда не было. Он уже представлял их с Генри зависающими каждую ночь в одних и тех же барах, где они станут встречаться безо всяких предварительных договоренностей.