Все ее страхи

Она внимательно исследовала рисунок, сердце начало бешено колотиться в груди. Теперь она была уверена, что это не тот портрет, который она нарисовала первоначально. Кто-то добрался до альбома и подменил его. «Нет, – рассуждала она, – невозможно». А значит, она сама подменила рисунок – вернулась и каким-то образом изменила его черты. Но зачем она это сделала? И почему теперь не может вспомнить?

Поезд со скрежетом остановился. Громкоговоритель выплюнул что-то неразборчивое – вроде как что-то похожее на «Портер». Кейт встала и выглянула в грязное окно поезда. Они были на станции «Гарвард», осталась одна остановка. В вагон набилось еще больше людей. Почему никто не вышел?

Сердце забилось, готовое выскочить из груди. Кейт протиснулась сквозь плотную толпу пассажиров и выскочила на платформу. Прижимая к себе альбом, она хватала ртом воздух. Двери закрылись, и поезд уехал.

Глава 19

Кейт добралась до своего класса на пять минут раньше. Выйдя из станции «Гарвард», она направилась вдоль Массачусетс-авеню к Институту графики, который разместился в большом сером особняке викторианского стиля. До него было меньше мили. Пока она бодро шагала по улице, мозг немножечко проветрился, и она решила, что приняла портрет Джека Людовико слишком близко к сердцу. Ну нарисовала немного неправильно лицо после беглой встречи. Ну и что? Она ведь только приехала в другую страну, у нее нарушен режим в связи со сменой часовых поясов.

Занятие оказалось проще, чем она предполагала. Она переживала, что преподаватель обяжет студентов представляться по очереди, но когда вошла в кабинет на втором этаже, в котором стояли двенадцать компьютеров «Макинтош», ей просто сказали занять место. Преподаватель с окладистой рыжей бородой, обладающий приятным южным акцентом, сразу приступил к объяснению, как пользоваться инструментами «ИнДизайн». Кейт была немного знакома с этой программой: ее ввел в курс дела преподаватель живописи, когда она лежала в больнице после смерти Джорджа Дэниэлза. Кейт с детства обладала способностями к рисованию. Ее первой большой любовью стали раскраски. Иногда она представляла, что в старости будет с утра до вечера разгадывать японские кроссворды. Однако уже в юном возрасте поняла, что поглощена искусством. Даже простое рисование на полях тетради было для нее единственным верным способом расслабиться. То же произошло с компьютерной графикой. Стоило только преодолеть первый страх из-за непонимания этих программ. Кейт хорошо освоила фотошоп и подрабатывала фрилансером по графическому дизайну в агентстве временного трудоустройства в южной части Лондона. Она решила во что бы то ни стало сделать это своей профессией. Куда лучший выбор, чем становиться портретистом, к чему пыталась подтолкнуть ее мать. Писать портреты – по существу интимный процесс, и сама мысль об этом уже пугала Кейт. К тому же вероятность разочаровать клиента при такой работе гораздо выше.

После урока соседка Кейт – такая крошечная, что поначалу Кейт приняла ее за ребенка, – представилась:

– Моя мама тоже англичанка, – сказала девушка, услышав акцент Кейт. – Англичанка из Пакистана.

Они вместе вышли на улицу, постояли, поболтали. Кейт рассказала девушке, которую звали Сумера, о квартирном обмене и своем намерении прожить в Бостоне шесть месяцев.

– У тебя есть здесь друзья?

– Нет, – призналась Кейт.

– О боже. Какая ты смелая! Я бы никогда не решилась на подобную авантюру.

Кейт рассмеялась:

– Ты, пожалуй, первый и, возможно, последний человек, который считает меня смелой.

– Ну что ты, – уверяла Сумера. – Я серьезно.

– Ладно. Принято.

– Где же твоя квартира?

Кейт рассказала, что живет неподалеку от Чарльз-стрит, возле реки, и Сумера поинтересовалась:

– Ты слышала, что там случилось убийство? Убили какую-то девушку в своей квартире.

– Это в моем доме, – сообщила Кейт, решив не уточнять, что убитая жила в соседних апартаментах.

Сумера открыла рот:

– Боже мой. Ужас!

– Откуда ты знаешь, что ее убили? В газетах сообщили, что ее нашли мертвой.

– Вычитала на сайте «Реддит»[14], – сказала Сумера. – Посмотри. Это ужасно. Кто-то написал, что тело раскроили пополам.

– В каком смысле?

– Не знаю, правда ли, но говорят, что ее распороли до середины, как на операции. Очевидно, что это работа какого-то маньяка. Я хочу сказать, что «Реддит» – очень известный…

– Не слышала ни о каком «Реддите», – перебила ее Кейт.

После разговора с Сумерой Кейт попыталась избавиться от образа исполосованной Одри Маршалл. Раньше она не представляла себе детали смерти Одри по той простой причине, что вариантов слишком много. Но сейчас она знала больше о том, что случилось, и ее мозг прорисовал все это. Она удивилась, что ничего не заметила – ни одного кровавого пятна, – когда прокралась в квартиру Одри Маршалл. Может, то был сон?

– Слушай, прямо не знаю, стоит ли тебе оставаться там. В том доме.

– Думаю, все будет нормально, – сказала Кейт, и ей вдруг захотелось уйти. Лицо Сумеры, у которой от страха буквально вываливались глаза с того момента, как они начали говорить об убийстве, начало раздражать Кейт: