Все ее страхи

Генри снова сосредоточился на эскизе. Он решил наступить на горло своим желаниям и не затирать глаза Алана Черни. Это, наверное, будет слишком. Кейт вызовет полицию и, скорее всего, съедет. Он нашел страницу со своим изображением и растушевал некоторые линии на лице, а потом сделал несколько мазков влажным пальцем в области глаз, изменяя их ровно настолько, чтобы они выглядели рассредоточенными. Удовлетворенный, он закрыл альбом и закинул его под кровать. Интересно, как долго он здесь сидит? Он резко встал, и комната внезапно поплыла перед глазами. Он был голоден и пошел на кухню посмотреть, достаточно ли там еды, чтобы перекусить чем-нибудь. Если нет, не страшно – в его рюкзаке полно злаковых батончиков.

В тот вечер Кейт пришла домой около восьми. Генри сидел в темноте в гостевой комнате. Он не стал прятаться. Если она направится в его сторону, у него будет достаточно времени нырнуть в шкаф. А если не успеет спрятаться и будет обнаружен – ну что ж, Кейт придется умереть. Генри представил, как бы отреагировал Корбин. Это уже более личное – ведь она его семья, его кровь? Или, наоборот, не столь важно – он же с ней никогда не спал? Так или иначе, такое событие поможет вырвать его из убежища в Лондоне. Он должен будет возвратиться в Бостон. Генри обдумывал внезапно пришедшую идею, как вдруг в спальне материализовался белый кот, которого он видел в подвале. Заскочил в комнату и вытаращился своими желтыми, сверкающими в темноте глазами. Генри шикнул на него. Кот непонимающе наклонил голову в сторону, развернулся и вышел.

Он ждал и слушал. Слышно было, как открылась и закрылась входная дверь. Он уже подумал: может, Кейт снова ушла, но засомневался и продолжал оставаться на месте. Через пятнадцать минут она прошла по коридору и направилась в медиазал, или как там называл Корбин эту берлогу с темными панелями и мягким кожаным диваном. Генри подождал пять минут и вышел в прихожую. Лампа у кожаного дивана, который стоял спинкой в сторону выхода, была включена, и он видел ее макушку и слышал сухой звук перелистывания страниц. Она читала. Генри тихо наблюдал, дожидаясь, когда перевернется следующая страница. Она, должно быть, читала медленно и вдумчиво, подумал он, и тут же услышал, как книга брякнулась на пол, а голова Кейт съехала со спинки дивана. Она уснула.

Он подошел поближе. Она была наполовину прикрыта скомканным одеялом. Одна рука вывернулась так, что ладонь смотрела вверх, а суставы пальчиков лежали на щеке. Он немного понаблюдал за ней, изумляясь, как людей удерживает в теле такой хрупкий материал, как кожа. Даже при тусклом освещении лампы он видел, как под кожей бежит кровь. Она сделала пару жевательных движений, и сухожилия на шее зашевелились. Она начала похрапывать, переместилась вниз по дивану. Веки были сжаты так, как будто она пыталась зажмурить глаза, чтобы не видеть снов, которые проигрывались в ее голове. Генри попятился к выходу, развернулся и пошел на кухню. Нашел молоко и выпил немного прямо из бутылки. Потехи ради он собирался лечь спать на кровать Корбина – вероятность, что Кейт проспит на диване всю ночь, была велика. Но отбросил шальную мысль. Он и так вдоволь потешился. Поспит под кроватью в гостевой комнате. Это самое безопасное место.

Он поставил молоко в холодильник, услышал царапанье в дверь, ведущую из подвала. Он открыл ее и впустил дурацкого кота. Тот потерся о ногу. Генри наклонился, поднял его, перевернул и взялся рукой за голову, которая была размером не больше теннисного мячика. Кот замурлыкал. Смог бы он раздавить коту голову руками? Вероятно, смог бы. Он начал сдавливать кошачий череп, но передумал и швырнул животное на пол. Кот рванул в гостиную, не подозревая, насколько был близок к своей смерти. Вот будет забава, когда Кейт снова обнаружит в квартире кота и будет ломать голову, как ему удалось вернуться.

Генри возвратился в гостевую комнату, залез под кровать и закрыл глаза. Он не устал, но уже давным-давно изобрел способ, как заставить себя уснуть в любой момент. Он представлял себя плывущим по огромной реке. Впереди него находились люди, родившиеся до него, все, кого он знал, – пока они плыли, взрослели, старели и погружались один за другим под воду, когда их настигали время, болезни или неудачи. Вокруг него барахтались ровесники, овцы, ходившие с ним школу в Старке. Их называли детками из колледжа, и они вели себя так, будто собирались жить вечно. Его коллеги и клиенты неистово молотили ногами и руками по воде, лишь бы остаться на плаву. А за ним были люди помоложе, новые тела пытались встроиться в поток, и их становилось все больше, а передние ряды редели. И как только изображение в голове становилось четким – группа человеческих тел с Генри по центру стабильно двигалась вперед, – он позволял себе нырнуть под воду, чтобы рассмотреть болтающиеся конечности в бурной пене реки. Генри знал, что может цапнуть кого-то за ногу, как черепаха, хватающая утенка, и потянуть на темное холодное дно реки, где он сможет дышать, а они нет.