Все его желания

Его ехидная усмешка и вздернутая бровь не сулили мне ничего хорошего. Пальцы Бенингтона легли на мою шею. Он обхватил ее и чуть надавил. Я тут же вспомнила, что вся в его власти, и эта мысль не напугала, а возбудила. Что же за дерьмо? Почему я так реагирую на этого подонка? Меня должно тошнить от него, а я… Предвкушаю?

Торнтон приласкал мою сонную артерию, и я невольно глубоко вздохнула. Его пальцы расслабились и опустились к вороту рубашки.

— Давай проверим, как ты умеешь слушать, Кэти.

Он расстегивал пуговки моей рубашки, не сводя с меня глаз. Я краснела как помидор. Когда Торнтон отодвинул в сторону борты рубашки, я зажмурилась.

— Смотри на меня, Кэти. Что это такое?

Он указал пальцем на мою грудь, и я не выдержала.

— А на что похоже, Торнтон? Это сиськи. Никогда не видел раньше?

Он не оценил мою грубость и сарказм.

— Не выражайся. Тебе не идет. Сиськи видел, а вот лифчик носить тебе запретил. Во всяком случае такой.

Он подцепил бюстгальтер пальцем, и косточки больно впились мне в кожу.

— Сними, — приказал Торнтон.

— Нет, я…

— Хватит пререкаться, Кэти. Я устал повторять все по пять раз. Снимай, сказал.

Пыхтя и едва сдерживая слезы, я начала непростое предприятие по снятию бюстгальтера, оставаясь в рубашке. Мне удалось. Торнтон забрал его и бросил на свой рюкзак.

— Это все? — я гордо вздернула нос. — Могу я вернуться на лекцию?

Он может забрать мое белье, но не достоинство.

— Нет. Я скажу, когда сможешь.

Бенингтон чуть отстранился и положил руки мне на грудь. Я вздрогнула, изо всех сил стараясь не подаваться вперед, потому что его теплые пальцы так нежно гладили меня. Кажется, я все же охнула, когда он резко убрал руки.

Меня словно током дернуло. Что я творю? Сгораю от страсти в пустой аудитории, где нас могут в любой момент застукать. И с кем? С Торнтоном, мать его!

— Бенингтон, пожалуйста, не надо, — взмолилась я, пытаясь прикрыться.

— Надо, Кэти. Не смей.

Он откинул мои руки, снова распахнул рубашку, вернул одну мою ладонь на грудь.

— Давай, Морковка, покажи, как ты любишь. Погладь себя.

Взглянув в его глаза, я проглотила все доводы, протесты и мольбы. Он не отступит, не пощадит. Лучше не сопротивляться. Единственное, что мне осталось — это сказать, что я о нем думаю.

Поглаживая свой сосок, я кусала губы и бормотала:

— Ненавижу тебя, Бенингтон Торнтон. Ненавижу.

— Знаю, малыш, знаю, — шептал он невероятно довольным голосом.

Торнтон обнял меня одной рукой, а свободной стал поглаживать мой второй сосок.

— Тебе же нравится это, Кэти, — продолжал он убивать меня.

— Нет, — пискнула я, кусая губы.

Он опустил руку и коснулся меня между ног. Надеюсь, я не промокла насквозь. Это ведь невозможно. Трусики и джинсы.

Торнтон продолжал потирать ребром ладони, и я не выдержала, расстоналась, как проклятая шлюха.

— Нет, Бенингтон, нет, пожалуйста… — почти закричала я.

— Чуть громче, и тебя услышит весь корпус.

Захлебнувшись стонами и мольбами, я закусила губу, зажмурилась.

— Хочешь кончить, малыш? — снова искушал меня Торнтон. — Скажи мне, Кэти. Просто скажи.

— Нет-нет. Ничего не хочу. Хочу, чтобы ты отвалил.

Мгновенно его руки исчезли. Сам Бенингтон отошел от меня на два шага. Я едва не упала, потеряв опору.

Я что, держалась за него? Обнимала?

Кошмар какой.

— Возвращайся на лекцию, — бросил Торнтон и вышел из аудитории, оставив меня почти в истерике.

Когда я пришла в себя и привела в порядок одежду, лекция уже закончилась. Анж принесла мои вещи, а профессор истории даже побеспокоился, встретив в коридоре:

— С вами все в порядке, мисс Король?

— Да, вполне, — кивнула я. — Немного знобит.

— Ты вся горишь, Кэти, — вторила Анж, хотя даже не коснулась меня.

— Советую отлежаться. Не стоит болеть на занятиях.

Сказав это, профессор ушел. Разумеется, я не чувствовала себя больной. Может быть, только немного сумасшедшей. Я поспешила на следующую лекцию. Потом еще нужно было в библиотеку. Я категорически не успевала ничего приготовить для Торнтона. Об этом пришлось написать ему сообщение. Сердить лорда не хотелось. Учитывая, что он творил со мной забавы ради, представляю, каково будет довести Торнтона до точки кипения. Вспомнив его ярость в пабе, мне стало жарко. Щеки вспыхнули, а между ног снова сладко закололо.

Неудовлетворенная потребность убивала меня. Торнтон не отвечал, и мы увиделись только на обеде. Он был с друзьями по клубу. Кроме Алистера, конечно.

У меня не было шанса даже слово вставить, пока они обсуждали гольф, курсовую по юриспруденции Гарри и новых претендентов в члены клуба. Таких же из аристократов, а не крестьян, которые платили ради любопытства.

Меня стандартно не замечали. Только Гарри подмигнул, почти по-дружески. Это было мило. Боюсь, я разревелась бы от такого пренебрежения. Уверена, Торнтон сделал так нарочно. Одно его слово, и меня не воспринимали бы как вазу или стул. Но он угрюмо ковырял индейку, почти не разговаривал. Когда все стали расходиться, Бенингтон-таки соизволил заговорить со мной.