— Да, я знаю. Никто не обещал, что будет хорошо все и сразу. Но он жив, так? И в его состоянии есть явный прогресс.
— Прости, я только… Это все тяжело.
— Я понимаю.
Была половина двенадцатого. Алан, должно быть, спал.
— Сколько в нем от старого Алана? Он таким не был. — Эмма почти плакала. — Знаешь, иногда приходят такие мысли, словно назло. Что он ненастоящий. Что он просто ИИ, присвоивший память моего сына.
— Послушай, некоторые из людей, перенесших инсульт, в гораздо большей степени меняются, при этом их не называют «другими». Бессмысленно говорить о том, что это ИИ, присвоивший тело и память, тем более — что он ненастоящий.
«Снова и снова я играю в эту игру. Говорю так, будто идентичность — не иллюзия.
Не было и нет единого Алана. И Эммы. И меня. И никого вообще. И опять лучше подыграть заблуждению».
Взгляд Эммы переместился в сторону дверного проема, и лицо ее внезапно изменилось. Джоан обернулась, уже догадываясь, в чем дело.
В дверях кухни стоял Алан и смотрел на обеих.
* * *
Запись из дневника:
«18/06/2049
Да, прошло уже много времени с тех пор, как я что-то писала сюда. Но пусть эта запись будет завершением. Хватит дневников. Теперь я совсем другая.
Наконец-то покончено со всей медицинской возней. Теперь я даже могу довольно спокойно говорить о произошедшем.
Больше полугода прошло с тех пор, как отчим изнасиловал меня. Уже нет тех эмоций, но все равно остановилась, прежде чем набрать это слово.
Не знаю, что он там думал. Наверное, считал, что я буду испуганной мышкой и не скажу никому. Насколько я могу вспомнить, наверное, я была близка к тому. Но память как будто не моя. Я не чувствую ее как свою с тех пор, как мне притупили отклик на воспоминание.
Он ошибся. Уже в понедельник я сделала вид, что иду в школу, как обычно, а сама отправилась в полицейский участок. Я помню, что очень боялась, но самих ощущений того страха не осталось. Воспоминания говорят, что я постоянно была на стреме — но я не чувствую этого во всей полноте. Мне даже кажется, будто это была не я, а какая-то другая девушка.
Мне повезло — я жутко переживала, что меня не примут всерьез. Но все оказалось гораздо проще. Следы на теле с прошлого дня тоже говорили в мою пользу.
Потом была нейроэкспертиза, они задавали вопросы, отслеживая активность моего мозга, и, видимо, быстро сделали вывод, что я рассказала правду. Я помню, мне было тяжело, но не помню, как тяжело.
Я не видела лицо этого гондона, когда за ним пришли. Для той меня, наверное, это было бы наслаждением. Да и для нынешней меня наверняка — но в меньшей степени, ведь я не чувствую все настолько, как чувствовала она. Его тоже прогнали через нейроэкспертизу.
А еще я вспоминаю свою ненаглядную матушку, обвинявшую меня в том, что я просто всегда ненавидела ее и хотела разрушить ее новый брак. Боже, она устроила такой цирк в суде! Она даже умудрялась обвинять экспертов. Ну конечно, ведь современные средства медицинской экспертизы — это от нечистого, да?
Факты говорили не в ее пользу.