Всё еще люди. Рассказы

Также докладывали о поисходящих событиях — рутинные изменения границ влияния Администраций и прочее. Контроль научно-технического прогресса и распространения его продуктов работает в обычном режиме, не допуская резких всплесков и стараясь насколько возможно сглаживать ярко выраженные неравномерности. Большую часть своей жизни я скептически относилась к политикам умеренности, захватившим постчеловечество два века назад, и не изменила своей позиции по этому вопросу до сих пор. Как я получилась такой, какой есть, сохраняю в себе это многие годы? Я не знаю. Я — флуктуация. К счастью, они всё еще возможны.

Я пошла в Исследователи, помимо интереса к дальнему космосу, еще и надеясь встретить в их среде меньше умеренности и конформности. Судя по моему опыту, если с этим тут и было получше, то ненамного. Соответствующие корректировки, да, но почему большинство из нас выбирает менять себя именно так?..

Вскоре, убедив Роберто, мы предоставили колонии возможность свободного общения.

Изучение экосистемы на всех ее структурных уровнях, благодаря ее содействию и созданию дополнительной аппаратуры, шло очень быстро.

Муравейник постепенно стал моим другом.

Он все так же грезил о возможности переноса на цифровой носитель вне планеты — или такой, который был бы построен на планете и затем мог бы быть отправлен за ее пределы. Я знала, что мышление Муравейника хоть и очень сложно эмулировать — но на современном уровне технологий возможно. Центаврийские админы снова отказали в запросе, сославшись на иные приоритеты и техническую сложность.

Это довольно сильно расстраивало Муравейник.

При этом мы хотя бы постепенно дополнили колонию, к ее радости, новыми частями, дали ей в распоряжение дронов, позволявших лучше взаимодействовать с миром. Муравейник помогал нам в строительстве, картографии, добыче. Меня раздражало то, что Роберто все ворчал о том, что мы действуем недостаточно осторожно.

«Кто знает, что на уме у Муравейника?»

Но на самом деле Роберто не мог не знать, что экосистема, даже если бы решила взбунтоваться, не смогла бы многого сделать против нас. А сам Муравейник был в общении с Роберто вежлив и дружелюбен, и, мне кажется, дружелюбие не было наигранным.

Муравейник, хоть и будучи до нашего контакта сильно ограничен в средствах, жестко изолирован, самостоятельно достиг большого прогресса в области физики, математики, теории информации, когнитивных наук и философии благодаря самоисследованию: одни его части изучали другие, миллионы лет проходили наблюдения, эксперименты, теоретическая работа. Он справился со многими до того нерешенными математическими задачами; среди них были некоторые проблемы, над которыми безуспешно бились уже в течение долгого времени лучшие умы постчеловечества. Колонии нравилось этим заниматься.

Сорок земных лет — и Муравейник был уже неплохо изучен, во многом благодаря его активному сотрудничеству с нами. Конечно, и сейчас в колонии есть еще, что изучать, но это по-своему впечатляюще, даже с нашими средствами — столько знаний о такой сложной и древней системе за каких-то четыре десятка лет!

Когда мне, Роберто, Иоши и Клаусу пришло предложение о переводе цифровой передачей с Эккерсон на карликовую планету Мермин, я запросила у админов разрешение отправить копию, а самой остаться — иначе бы от меня не отстали, такие это «предложения», бремя бытия Исследовательницей. Я волновалась, что мне откажут, но админы были не против, хоть в их согласии и читалось некоторое недовольство. Из нас четверых только я так себя повела. Я понимала, что действую некрасиво, ведь принято стараться, чтобы число идентичных было как можно меньше, и, главное, жестоко по отношению к копии, но мне очень не хотелось расставаться с Муравейником.

Я разговаривала с копией, просила у нее прощения. Идентичная отвечала, что понимает мое решение и прощает меня. Ей было нелегко — Муравейник есть в ее, как и в моей, памяти, но она рада, что хотя бы одна из нас сейчас с ним. В конце-концов моя идентичная пошла на то, чтобы убрать свою тоску. Теперь у нее все хорошо. А я до сих пор чувствую себя виноватой — и не хочу избавляться от этого.

Итак, мы теперь были втроем — Татьяна, официально отобранная начальством (интересно, почему именно она?), я и Муравейник.

Для администраторов Эккерсон всё еще оставалась во многом интересна, но интерес этот со временем снижался, по мере того, как наши исследовательские машины прочесывали планету. В плане добычи ресурсов гораздо удобнее другие регионы системы, также пока не развита в достаточной мере местная инфраструктура, есть проблемы с транспортировкой. Все Исследователи и добытчики, похоже, умерили себя корректировками — никого больше Муравейник не интересовал и не восхищал в той же мере, что и меня.

Муравейник сам неоднократно запрашивал, и продолжает запрашивать до сих пор, разрешение на оцифровку, предлагая даже варианты на перенос с упрощением функций разума. Но в ответ — отказы, до сих пор.