Все еще здесь

— Если собираешься у нас работать, — заговорил Сэм, — запомни одно. Люди здесь, на побережье Мерси, не такие, как все прочие. В других местах живут безобидные мечтатели: если жизнь им не по нутру, они занимаются фэн-шуй, или жгут костры на Бельтан, или сочиняют истории про то, как их в детстве похищали инопланетяне или собственные родители едва не принесли в жертву Сатане, и так далее. Но мы, ливерпульцы, не таковы. Если мы чего-то хотим, мы этого добиваемся. Решили, что сделаем то, на что не отважились ни сталелитейщики, ни шахтеры, — пошлем капиталистов на хрен (извини, Ида), объявим Ливерпуль зоной, свободной от угнетения, — и, Бог свидетель, так мы и сделаем.

— Вот видите? — вскричал Неслен. — А я что говорил?

Тут к нам подошел еще один старикан, с виду совсем не похожий на еврея: перед собой он гордо нес, словно пивной бочонок, свой выпяленный живот, а вот руки у него были костлявые, и казалось, он нарочно скрючил пальцы, чтобы золотые перстни со звоном не посыпались на пол.

— Можно мне к вам присоединиться? — спросил он.

— Разумеется. — Сэм отодвинулся, освобождая ему проход к стулу. — Джозеф, ты уже знаком с Кевином Вонгом?

— Слышал, вы, мистер Шилдс, строите здесь отель?

— Откуда вы знаете?

— Он все знает, — улыбнулся Сэм.

— Вы журналист?

— Я? Ха-ха, ну и юморок у вас! Я поверенный.

— Значит, знакомы со всеми местными гангстерами?

— Нет-нет, с криминалом я не работаю. Моя специальность — контракты, имущественные споры, дела о профессиональных травмах и все такое.

— Кевин составил первый контракт Брайана Эп-стайна с «Битлз», — заметил Сэм.

— Верно. А еще с «Джерри энд Пейсмейкерз», и с Циллой Блэк, и со всеми ливерпульскими группами, пока еще Брайан здесь жил. Хороший он был парнишка, Брайан, а мать его, Квини, просто чудо. Я никогда не верил, что он голубой. Часто, бывало, говорю Квини: «Вот увидишь, в Лондоне наш Брайан найдет себе девушку по сердцу». Жаль, не успел, бедняга, умер совсем молодым.

— Так вы знали «Битлов» ?!

— Еще бы мне их не знать! Бывало, как у них что стрясется — они сразу ко мне.

— Например?

— Ну, мистер Шилдс, такие вещи я рассказывать не могу. Сами понимаете, адвокат все равно что священник. Но неприятностей с этими ребятами хватало, это уж точно. Я-то в первую очередь на Брайана работал. А в них я сразу ничего такого и не разглядел. Подумаешь, говорю себе, очередная дворовая команда, ненадолго их хватит. А вот Брайан сразу почуял: что-то этакое в них есть. Чутье у Брайана было, это уж точно, чутья своего он не потерял, даже когда пересел на «Роллс-Ройс». Это Брайан мне раздобыл билет в Палладиум, когда «Битлз» играли концерт перед королевой. А в другой раз устроил мне встречу с Бенни Хиллом. И еще у меня есть автографы всех «Беверли Систерз»…

— С ума сойти, — вежливо заметил я.

— Да, всех до единой — и сейчас висят на стенке у меня в кабинете, в рамочке.

Вокруг нас становилось все многолюднее. Из кухни с бутылкой виски и тарелкой пирожков появилась сестра — высокая женщина в черном брючном костюме, на три-четыре дюйма выше брата. В свое время, должно быть, она была хороша — пышные волосы, фигура модели, — но теперь кожа ее потускнела, лицо увяло и приобрело характерную поношенность, которую, как однажды сказала мне Эрика, ничего не стоит исправить всего за каких-то десять тысяч баксов. И тогда, много лет назад, я ответил ей: «Не смей ничего делать с лицом. Я не позволю». Сестра Сэма наполнила бокал старика Неслена, а затем мой. Я не стал ее останавливать — на поминках пить шардоне не принято. В прежние времена нас, наверное, угощали бы шнапсом.

— Мне сейчас вспомнился анекдот, — проговорил я, с улыбкой оглядываясь кругом.

Нет смысла, думал я, рассказывать о моем отеле этим унылым старикам. Они не поймут. Они уверены, что городу уже ничто не поможет — что ж, подождем и посмотрим, кто прав! Мой отель откроется в январе две тысячи первого. Вот тогда они и увидят.

— Почему, когда Элиан Гонсалес сбежал от жены на ее машине, девяносто восемь процентов американских евреев одобрили его поступок? — Гости переглядывались, улыбаясь, предчувствуя хорошую шутку. — Потому что представляют, что это такое — застрять с родней в Майами!

Сэм расхохотался, закинув голову и хлопая себя по бедрам. Вонг улыбался, Неслен кивал и приговаривал: «Хорошо, очень хорошо». «Что-что? Повторите, я не расслышала», — спрашивала старуха с другого конца стола.

Мелани подтолкнула сестру:

— Алике, а расскажи тот, что нам рассказывала.

— Ладно. Но этот анекдот не слишком-то веселый.

Одного еврея спросили, почему евреи не пьют.

— Кроме как на поминках, — вставил Неслен, поднимая бокал.

— Потому что выпивка притупляет боль, — ответил он.

— Это напоминает мне, — проговорил Неслен, — старую шутку о еврейской телеграмме: «Беспокойся запятая подробности письмом».