Так приятно видеть историю про нас, написанную Марли, мир, в котором я прожил целый год, изложенный на бумаге. Каждое предложение напоминает мне о местах и зданиях, которые создал мой мозг, восполняя пробелы в повествовании.
Рассказываю Марли, как я считал, будто Кимберли погибла в аварии, чуть не лишился рассудка, пытаясь приготовить беарнский соус по рецепту моей мамы, как поссорился с Сэмом во время одной из субботних футбольных тренировок.
Смеюсь, читая несколько абзацев про то, как мы кормили уток у пруда, и большая коричневая с белым утка едва не откусила мне палец, пока Марли весело смеялась. Поднимаю глаза: она сидит на противоположном краю диванчика и едва заметно улыбается. Именно в эту девушку я влюбился.
Она настоящая.
Рассматриваю темные круги у нее под глазами, густую занавесь волос, за которой она прячется от всего мира. Теперь ее грусть еще тяжелее, чем в мире снов, потому что сейчас Марли позволяет мне увидеть свою печаль. Она не прячется за словами, описывая свою воображаемую жизнь с человеком, с которым ей очень хочется быть. Порой уныние полностью поглощает ее, но я вижу, что знакомая мне Марли скрывается в тени и стремится найти выход.
Я вырос в мире снов, но, думаю, с ней произошло то же самое.
– Эта утка, чуть не откусившая мне палец… та самая, которая потом гналась за мной, да?
Уголки губ Марли ползут вверх.
– Она не отставала, пока ты не отдал ей весь попкорн. – Девушка слегка ерзает, садясь поудобнее, ее нога слегка касается моей ноги, и у меня учащается пульс. – Эта всегда была моя любимая утка.
– Ну конечно. – Я смеюсь и слегка толкаю ее локтем. – Ты всё это записала? – спрашиваю, указывая на открытую страницу. – Всё, что ты мне говорила?
Марли кивает и легко проводит кончиком пальца по обложке тетради.
– Я пыталась. Иногда я просто начинала говорить, и история сама приходила мне в голову. Я не всегда успевала всё записывать.
– Что ты сказала, когда мы встретились в первый раз? – спрашиваю я, листая тетрадь. Я с таким воодушевлением выискивал памятные моменты, что даже не потрудился читать историю с самого начала. – «Он выглядел как полная развалина. Барахло на двух ногах»?
Марли смеется и качает головой, смотрит на меня с такой нежностью, что я просто таю.
– Я определенно не говорила ничего подобного.
Улыбаюсь, снова листаю тетрадь, и мне в глаза бросаются слова Марли.
«Девушка увидела его и сразу поняла: он всё поймет».
На следующий день я медленно листаю тетрадь, читаю отрывок о нашем визите в приют для животных, изо всех сил стараясь сосредоточиться на пушистом аляскинском маламуте или коренастом бульдоге, но могу думать только о руке Марли, лежащей поверх моей руки.
Еще я думаю о том, что мы сидим плечом к плечу на узкой больничной кровати, и лицо Марли в буквальном смысле находится в нескольких дюймах от моего лица. Усилием воли выбрасываю эту мысль из головы.
«Мы решили развивать отношения медленно. Возьми себя в руки, Лафферти».
Указываю на абзац, повествующий о серебристом йоркширском терьере.
Марли резко садится, сжимая в руках айпад, округлившимися глазами просматривает фотографии.
– О Боже! Это она. Это Джорджия!
И действительно, это она – даже окрас лап такой же.
– Тебе она нравится? – спрашиваю я, поверх плеча Марли заглядывая в айпад.
– Ой. – Она умолкает и обессиленно откидывается на подушку, точно сдувшийся воздушный шар. Я замечаю подпись в углу фотографии: «ХОЗЯИН НАЙДЕН». – Кто-то ее уже забрал.
– Ну что ж. – Я пожимаю плечами. – Возможно, она попала к хорошим людям.
Марли косится на меня, в точности как делала раньше, и… у меня такое чувство, будто мы и не расставались. Между нами вдруг начинает потрескивать электричество, прямо как в моих снах. Я чувствую, что мы оба подаемся чуть-чуть вперед.
Марли колеблется, нерешительно протягивает руку и гладит меня по волосам, слегка касается шрама на лбу, нежно проводит кончиками пальцев по щеке, губам – ее прикосновения знакомы и в то же время новы.
Я сижу, затаив дыхание, а Марли чуть придвигается ко мне, наши губы почти соприкасаются, как вдруг дверь в палату распахивается.
– О, черт, прошу прощения, – говорит стоящая в дверях Кимберли.
Мы с Марли поспешно отодвигаемся друг от друга.
– Рано, – замечаю я. Прочищаю горло. – Ты сегодня рано.
Перевожу взгляд с Ким на Марли – беспокойство на лице девушки сменяется потрясением, когда она видит, что у Кимберли в руках. Ким прижимает к груди серебристого йоркширского терьера, привезенного из приюта для бездомных животных. Увидев Марли, щенок принимается истошно тявкать.
Собачка выглядит в точности как на фотографии, только живьем она еще симпатичнее; на шее у щенка повязан желтый бант.
Я потратил полдня, пытаясь завязать бантик правильно, в итоге Ким меня оттолкнула, заявив, что после десяти лет занятий чирлидингом не может спокойно стоять и смотреть, когда при ней издеваются над бантами.
– Ой, я испортила момент, да? Проклятье. Мне так жаль, – говорит Кимберли, быстро закрывая за собой дверь, пока пронзительный лай щенка не навлек на нас неприятности. – Привет, Марли, я…
– Джорджия, – шепчет Марли.