Все горят в аду

Парис открыл рот. Кайла опередила его:

– Из меня ты уже что мог вытянул, кто на очереди?

Парис на секунду открыл рот и сразу закрыл, не сказав ничего в свою защиту. Он знал, о чем речь. Он знал, куда звонить. Десятизначный номер, начинающийся с междугородного кода 714.

– Черт возьми, Парис, тебе уже поздно быть бездельником, но еще рано быть бродягой. Ты никогда не мог довести дело до конца, и теперь тебе нечем доказать, что ты на что-то способен.

Мощные удары достигли цели. Все до одного. Они должны были выбить Париса из игры. И выбили бы, если бы он ничем не располагал. А он кое-чем располагал. Он располагал кассетой стоимостью один миллион долларов и теперь намеревался получить то единственное, что ему всегда было нужно. Ее.

– Малютка... малютка, как ты не понимаешь? На этот раз все реально; тут уже без вариантов. – Пробив брешь, Парис тронул Кайлу за плечи, обнял ее. Ее дельтовидные мышцы, крепкие, как и все остальное тело, дрогнули в его руках. – На этот раз я пробьюсь. И когда я получу деньги, тебе больше не нужно будет бегать на прослушивания вместе с сотней девок, чтобы получить пару вшивых ролей в каком-нибудь поганом сериале. Миллион долларов. Распорядиться ими как следует – и ты вообще никаких забот не будешь знать.

– Парис...

– На этот раз я добьюсь своего, малютка. Добьюсь ради тебя. Ради нас.

Ничтожный фантазер, мечтатель... однако довольно приятно было вернуться в объятия Париса. Как разношенную туфлю надеть.

Просто.

Вот как она жила с ним, вспомнила Кайла: полтора года они были вместе, у них был роман. В самом деле просто. Но так можно жить, если не нужно заботиться о деньгах и работе. Чего заботиться, если нет ни того, ни другого? На квартиру кое-как наскребем. На еду где-нибудь раздобудем. А дни можно проводить в мечтах о лучших временах. В перспективе маячат быстрые машины, дорогие рестораны, отвязные каникулы, а средства на все это... откуда-нибудь появятся. Контракт с киностудией или с фирмой звукозаписи, новое хитовое телешоу – Парис когда-нибудь станет сценаристом. Смотри на вещи проще.

Проще смотри.

Не потому ли ее к нему и тянуло – сильнее, чем к другим лос-анджелесским парням, убежденным в своих правах на все, что у нее есть? Эта застенчивость, эти его воздушные замки, от которых Кайла балдела...

Да, Кайле нравились прикосновения Париса. Его стремление смотреть на вещи проще ей тоже нравилось. Почему бы и нет? Может, уже достаточно надрывать задницу? Почему бы не отдаться на волю волн? Ведь им с Парисом было не так уж и плохо вместе, правда же? Случались скандалы, драки и взаимные пожелания "убираться в жопу", но виной всему этому была обыкновенная любовная страсть. Какие же любовники откажут себе в удовольствии немного поскандалить?

Боже, как нравятся Кайле прикосновения Париса. И что-то еще. Что-то большее. Что-то такое, чего не было, когда они последний раз обнимались. Привкус власти. Привкус могущества. Может быть, она почувствовала привкус денег?

На мгновение все стало как прежде – старые фото, подержанные воспоминания: Парис обнимает Кайлу, Кайла улыбается. Они вместе, им хорошо.

На мгновение все стало так.

Время имеет свойство проходить.

Она почувствовала, что опускается.

Хуже того.

Она почувствовала, что падает.

Глубже и глубже.

Она почувствовала, что сейчас у нее из-под ног вышибут табуретку и на кончике веревки затянется роковая петля. Веревкой был Парис, и этой веревки Кайле хватило бы, чтоб удавиться.

Все, все. Довольно.

Кайла вытравила из себя Париса и успешно прошла период посттравматической адаптации. Она пересмотрела свои отношения с этим мужчиной. Драки между ними были именно драки, а никак не любовные игры. Они абсолютно искренне посылали друг друга в задницу. И вообще: Кайле не хотелось, чтобы все снова стало легко.

И вот теперь, пережив все это, разве она может хоть на долю секунды снизойти до этого недозрелого, недоделанного недоноска, опять забившего себе голову какой-то туфтой?

Нет, не может.

– Убирайся! – Ни в коем случае. Ни за что.

– Кайла...

– Для меня все умерло, Парис. Ты умер для меня. Все кончено, понимаешь? То, что было между нами, прошло. Так что давай. Тебя ждут большие деньги... Купи себе на них жизнь.

Но Парис хотел купить только ее, только ее хотел, Кайлу. Он хотел ее. Он любил ее. Она ему не принадлежала. Она не могла ему принадлежать. Прежде не могла. Никогда не сможет. Кайла была неумолима, как фатальный диагноз: между ними все кончено.

И Парис ушел. Последнее дуновение красного жасмина – и Париса как не бывало.

Он, должно быть, страшно переживал, что ему в очередной раз дали отставку: Кайла, с криком захлопнувшая дверь, подарила Парису незабудку, которая будет вновь и вновь напоминать ему о том, что он неудачник, неудачник и никто больше, и навсегда останется неудачником. И боль разлуки, осознание, что все бренно в этом мире, – это для него должно быть просто невыносимо.

Должно быть.

А не было.