Все Грани Мира

С этими словами жрец исчез, окутанный пламенем. На том месте, где он стоял, образовалась в полу коническая воронка с гладкими, словно отполированными, стенками, а рядом лежал вплавленный в каменную плиту чёрный посох.

Бодуэн де Бреси запомнил угрозу жреца и отнёсся к ней очень серьёзно. Он оставил письменное предостережение для потомков, а сам с тех пор не снимал перстень ни на минуту и завещал похоронить его с ним, боясь, как бы его прах не стал добычей Заклинателя Стихий…

Закончив рассказ о своём предке, Гарен де Бреси минуту помолчал, потом вновь заговорил:

— Вот и всё, что мне известно о первой встрече нашей семьи с Женесом де Фарамоном. Впервые я услышал эту историю уже после смерти моего отца.

— А что произошло с вашим отцом? — Я старался, чтобы мой голос звучал как можно мягче, потому что видел, каких усилий стоило собеседнику сохранять спокойствие. — Если не ошибаюсь, он был первым потомком Бодуэна де Бреси, на которого должна была обрушиться месть спустя девять веков.

— И она обрушилась, — мрачно промолвил герцог, начиная свой следующий рассказ. — Мой дед умер очень молодым, и отец в трёхлетнем возрасте унаследовал княжество. Возможно, это было главной причиной всех обрушившихся на нашу семью несчастий. Хотя мои предки давно забыли предостережение пращура, все они, за редким исключением, были людьми взвешенными и осторожными. К сожалению, мой отец как раз и представлял то самое исключение. Его мать, состоявшая при нём регентом, так его любила, что оказалась в полной зависимости от него и исполняла любые его прихоти, закрывая глаза на все выходки юного шалопая. При её попустительстве отец вырос крайне легкомысленным и безответственным человеком; по большому счёту, он так и не повзрослел по-настоящему, а на всю жизнь остался взбалмошным подростком. Он вёл разгульный образ жизни, пил без просыпу, неделями пропадал на охоте, был завсегдатаем самых подозрительных притонов, водился с разными тёмными личностями. Помимо всего прочего, он был заядлым игроком и иногда проигрывался в карты или кости настолько, что начинал заставлять родовые земли. Женитьба и моё рождение не заставили отца остепениться. Мои воспоминания о нём нельзя назвать приятными. С матерью он был жесток и циничен, со мной неизменно груб, и только наш последний разговор… — Герцог сделал паузу, снова налил в свой бокал вина и выпил. Затем достал из кармана несколько исписанных листов бумаги и положил их перед собой на стол. — Слуга разбудил меня среди ночи, попросил одеться и провёл в кабинет отца. Он ждал меня там — хмурый и осунувшийся, но совершенно трезвый. Отец был чисто выбрит и аккуратно одет, что для него было совершенно несвойственно, ведь даже на собственную свадьбу он умудрился явиться с трёхдневной щетиной и в камзоле с порванным воротником. Отец протянул мне запечатанный конверт, который велел раскрыть только после его смерти. А потом попросил простить его, если это будет в моих силах. Это была моя последняя встреча с ним, и я до сих пор помню её до каждой мелочи. Спустя несколько дней случился этот ужас на охоте… Но, думаю, сначала вам следует прочесть, что он написал.

Инна взяла со стола письмо, быстро пробежала глазами первую страницу и передала её мне. Затем, по мере прочтения, передавала следующие. Листы плотной бумаги были потёрты по краям, а текст местами размазан, и я подумал, что за прошедшие годы это письмо много раз читали и перечитывали. Почерк был размашистый и неаккуратный, неровные строки налезали одна на другую, что могло свидетельствовать как о характере автора, так и о том, что он писал его в состоянии нервного напряжения.