Все или ничего

Хотя в архивной комнате Джез чувствовала себя совершенно смятой волной невероятной усталости, когда она вылезла из ванны и приготовилась ко сну, до ее сознания дошло, что только девять часов вечера. Она не могла решить, стоит ли подождать со сном и вернуться окончательно к калифорнийскому времени или поддаться соблазну и заснуть в такую рань. Задумчиво она развернула рождественский подарок Пита, который он сунул ей в сумку, когда они разговаривали в студии Мэла во время вечеринки. Черная атласная пижама и такого же цвета халат, отделанные белой атласной тесьмой! Удовольствие осветило ее лицо. На языке таких подарков этот ансамбль означал открытое, но не агрессивное провозглашенное желание. Добрый старый Пит! Он никогда не перестанет надеяться. Она все это надела, почувствовала, как подарок великолепно облегает тело, и решила, что не может быть ничего важнее хорошего сна.

Джез проснулась, как от толчка, через три часа, неожиданно вынырнув на поверхность сознания. Это означало, что ей уже не удастся снова задремать, даже в этой удобной постели, в которой она спала лучше, чем где бы то ни было во всем мире. На ее часах была полночь, по нью-йоркскому времени три утра, а всем известно, что наихудшее время, чтобы проснуться, это три часа утра – странный час, причудливо извращающий мысли и навевающий такие идеи, которые днем не пришли бы в голову. Но, лежа в постели с широко открытыми глазами, она ощущала в себе какое-то таинственное и глубокое счастье, как будто она только что видела необыкновенно прекрасный, но тут же забывшийся сон, так приятно окрасивший ее пробуждение.

Джез подобрала подушки с аппликацией, которые сбросила на пол, перед тем как окончательно заснуть, подоткнула их под спину и села в кровати, стараясь обрести контроль над своими мыслями. В этом счастье, которое после такого адского утра было почему-то разлито в ней, надо было еще разобраться, понять его источник. Она подумала о Гэйбе и Фиби, их сговоре, лишившем ее возможности сделать редкостные фотографии.

Конечно, Сьюзи была права. За обедом она еще была не в состоянии взглянуть в глаза правде. Гэйб знал, что он делал. Первые слова, которые она сказала ему, когда он явился к ней на квартиру, имели отношение к «Лэйкерз». На ней всегда были футболки «Лэйкерз». Конечно, Гэйб будет всегда вести себя в своей манере, не считаясь ни с кем, а Фиби – в своей. Единственный способ иметь дело с ними – это или, передернув плечами, принять их такими, какие они есть, или вообще избавиться от них. Как от клопов.

Джез выбрала второе. Это было четкое решение, пришедшее неожиданно, но окончательно, и Джез поняла, что теперь они действительно ушли из ее жизни. Воспоминания, связанные с синяками и шишками ее жизненного опыта, вдруг исчезли. Хотя в ней еще жило желание увидеть прием на новоселье у Мэджика Джонсона, но оно уже переместилось в разряд неисполнимого и несбыточного. Желания? Может быть, ее сон был о каких-нибудь желаниях? Это слово прозвучало как крошечный колокольчик, возвращающий сны из памяти, подумала Джез. Но больше она ничего не смогла припомнить, хотя ощущение необъяснимого счастья оставалось таким же сильным.

Мысли Джез обратились к Сэму Батлеру. Может быть, она чувствовала себя счастливой потому, что в понедельник он впервые приедет на ранчо? Последнее время он находился в смятенном состоянии. Он согласился на роль в комедии Губера – Петерса, роль манекенщика, который разрушает все ожидания зрителя, став биржевым маклером. После подписания контракта его замучили сомнения.

– Это самый неудачный шаг в моей карьере, – с несчастным видом жаловался он Джез. – Не могу понять, как этим негодяям удалось убедить меня взять роль, в которой развенчивается традиционное представление публики об идеальном мужчине. Они меня окрутили. А потом этот репортер... Он сказал мне, что актеры обязательно обнажают свою скрытую сущность не в процессе интервью, где они могут маскироваться, а в выборе ролей, что является, по его мнению, неизбежным проявлением того, что они представляют собой на самом деле. И я спросил себя: согласился бы Рэдфорд сыграть такого героя? И должен был ответить, что нет.

Джез улыбнулась при мысли о Сэме, его карьере и его муках. О, они были реальны – на самом деле, – так же реальны, как проблемы обычного человека с обычной внешностью, и она хотела сочувствовать ему, как она сочувствовала бы, будь это Мэл или Пит. Но у него было что-то другое – может быть, он слишком драматизировал их? Но он не мог выражать свои переживания иначе, с жалостью к нему подумала Джез. Бедный Сэм, большой, обычный австралиец, втиснутый в обличье красавца! Ему бы родиться в Древней Греции – там его настоящее время и место, решила она. Но не следует говорить об этом. Его чувства юмора не хватит, чтобы понять это.