Все или ничего

– Поезжай за мной, – крикнула Джез, поравнявшись с ним, и поехала по широкому плато к краю высохшего русла, туда, где обнаружила когда-то пологий спуск вниз, даже лошади было легко его преодолеть. – Сюда, – сказала она, указывая на легко различимую, созданную природой тропу. Джез осторожно вела лошадь по глубокой складке между холмами, густо поросшей вековыми дубами и сикоморами – их густые кроны образовывали над головой серо-зеленый, сверкающий солнечными бликами шатер.

– Давай спешимся и немного отдохнем, – предложила Джез и соскочила с лошади, ступив на землю, покрытую мягким ковром листвы, в течение многих столетий слетавшей с сикомор.

Кейси последовал ее примеру, и они сели на землю, прислонившись спиной к дереву.

– А теперь объясни, что означает твое последнее замечание. Зачем тебе предвидеть будущее? Какая от этого польза? Разве не лучше жить сегодняшним днем и не знать, что ждет впереди?

Кейси молча посмотрел на нее, словно хотел навсегда запомнить, как она сейчас выглядит. Рассеянные лучи солнца, падающие сквозь листву, высвечивали каждый волосок на ее пушистой голове, некоторые казались золотисто-коричневыми, другие – золотисто-рыжими, какие-то – золотисто-бежевыми. Он никогда не мог точно определить их цвет. Кейси перевел взгляд на прямые и чем-то особенно милые линии ее бровей, слегка приподнятых от любопытства; дерзко задранный носик; тонкий и четкий контур верхней губы, создававшей удивительный контраст с нижней, говорящей об откровенности и прямоте. И хотя он знал, что кожа не может быть из золота, ее кожа казалась ему золотой, и глаза тоже были золотыми, и сама она была маленьким золотым божком из далекого первобытного прошлого, созданным для того, чтобы мучить его, чтобы наказать его за все прегрешения, которых он не совершал, наконец, чтобы свести его с ума, его, самого нормального человека на свете, чем он всегда гордился. Судьба послала ее на его голову, чтобы преподать ему урок, излечить от дерзости и нахальства, отнять его ирландское счастье, показать ему, что он ничего не стоит на этом свете и что он должен с благодарностью вспоминать те годы, когда не был знаком с девчонкой по имени Хуанита Изабелла Килкуллен.

– Не смотри на меня так! – воскликнула Джез. Она вдруг почувствовала себя не в своей тарелке. – Лучше ответь на мой вопрос.

– Если бы я мог предугадывать будущее, я бы никогда в жизни не предложил свои услуги твоему отцу, – медленно выговорил Кейси.

– Мне и в голову не приходило, что все так плохо, – сказала Джез, ошеломленная и обиженная его словами. – Ты, казалось, был доволен или очень хорошо делал вид, что доволен... человеком, которому нравилось, как ты работаешь. Выходит, ты меня обманывал.

– Вот, что я говорил! Еще один пример! Почему-то все, что я ни скажу, обязательно выходит невпопад. Пытаюсь что-то сделать для тебя, снова не так. Хочу поцеловать тебя – плохо, соблазнить – и того хуже. Мне нельзя даже стоять рядом с тобой – я непременно испорчу бабушкин платок! Что за жизнь!

– Ты хочешь сказать, что жалеешь о своем приезде сюда из-за меня?

– Ну вот, опять! Ты, как всегда, неправильно истолковываешь мои слова. Ты слушаешь, но как будто не слышишь. Или слышишь, но не понимаешь. Это не твоя вина, Джез, просто я, наверно, не знаю, как точнее выразиться. Ты мне, конечно, не поверишь, но со мной никогда прежде не было ничего подобного, будь то мужчина, женщина или неведома зверушка. В тебе есть что-то такое... нет, скорее во мне... Я сам не знаю что, но когда я рядом с тобой, то становлюсь каким-то неуклюжим, делаю все не так, говорю невпопад...

– Давай-ка разберемся во всем по порядку. Ты хочешь обратить на себя мое внимание, я правильно поняла?

– Да, – с несчастным видом подтвердил Кейси.

– И ты хочешь правильно себя вести?

– Да.

– И точно выражать свою мысль?

– Именно так, признаю себя виновным.

– А почему?

– Слушай, не делай вид, будто ничего не понимаешь, – грубовато произнес он, опустив голову в отчаянии и смущении от этого безжалостного допроса. После того, как она повторила его слова, он почувствовал себя еще большим идиотом.

– Опять ты что-то не то говоришь, – сказала она, и в ее голосе прозвучал плохо скрываемый восторг от того, до какого жалкого состояния она его довела.

– Знаю. Я... Черт побери, Джез, я так чертовски смущаюсь! Все из-за тебя. Это твоя вина, что ты такая... Впрочем, какая бы ты ни была... Я люблю тебя! Я схожу по тебе с ума, я по уши влюблен! Я хочу всегда быть рядом с тобой, жить с тобой всю оставшуюся жизнь, никуда тебя не отпускать и даже не позволять тебе глядеть на посторонних мужчин! Я знаю, что ты никогда не будешь моей, но это сильнее меня, я вечно буду тебя любить, буду желать тебя, даже зная, что это невозможно, так что давай радуйся, и можешь записать на свой счет еще одну жертву.

– О'кей, – прошептала Джез.

– О'кей? И это все, что ты можешь сказать? А где же довольная усмешка?