Всё или ничего

Не произнося ни слова, ну, разве что хмыкая на выверты Бланш на экране и отпивая пиво из бутылки, Брайан, который всегда ведёт себя так, словно давая понять всем и каждому, что никто ему не указ и вообще мало что в этом мире достойно его, Брайана Кинни, внимания, смотрит телевизор, затаив дыхание, когда дело доходит до черно-белыхисторий, отснятых в павильоне.

Эммет больше не в состоянии сдерживаться. Его снедает любопытство.

- Никогда бы заподозрил в тебе фаната Теннеси Уильямса.

Он приятно удивлён, но никогда не скажет об этом вслух. Вот уж в чём меньше всего нуждается Брайан Кинни так это в дополнительных дифирамбах. Они знакомы вот уже три года, и тактику Эммета в общении с Брайаном можно охарактеризовать одной фразой: «А вот это тоже не твоё дело, милый». До сегодняшнего дня такая политика, включающая негласный пакт о не нападении, действовала безотказно.

- Если речь идёт о жизнеописании притворяющихся натуралами геев, то я предпочту Теннеси Уильямса какому-нибудь римскому автору.

- Думаешь, Стэнли гей?

Бутылка приближается к губам, взгляд устремлён в телеэкран, элегантный глоток.

- Должен быть, - изрекает он наконец и скупым, по-кошачьи грациозным, движением стягивает пиджак.

Не то чтобы Эммет не замечает привлекательности Брайана. Очень даже замечает. Но его инстинкт саморазрушения не настолько развит, чтобы позволить окончательно вскружить себе голову. А вот у Майкла развит. Да и у Тэда, если на то пошло, тоже. А Эммет единственный уцелевший. Он видит пропасть под ногами и гуляет по краю, любуясь видами.

- Как и Марлон Брандо. Да, Брайан?

- А что не так с Брандо?

Опять уходит в оборону. Как обычно.

- Пятьдесят лет назад – ничего. А сейчас столько всего говорит против него, что даже тошно становится. Начиная с двухсот килограммов жира и заканчивая на редкость скверным характером. Про «Остров доктора Моро» я вообще молчу, не то заплачу».

- Всё это только лишний раз доказывает, что лучше умереть молодым.

Брайан делает последний глоток и довольно улыбается, будто только что доказал одну из своих язвительных теорий о смысле жизни.

- Или то, что в юности надо было лучше выбирать себе кумиров. Вот посмотри на Пола Ньюмана. Стройный, подтянутый, благородный, полный чувства собственного достоинства,.

- Ты продолжай, продолжай, а я пока немного подремлю.

Язвительный, колючий. Эммет не обращает внимания.

- Ах, да совсем забыл! Ведь твой тип – парень необузданный, опасный и непременно на мотоцикле. Верно?

Брайан улыбается, отрывается от спинки дивана, отвоёвывая у Эммета ещё частичку личного пространства, и шепчет совсем рядом с его лицом: «Дикий». В голове Эммета тотчас же возникает ясный и четкий образ Брайана-подростка. Тот с благоговением смотрит на плакат Брандо на Харлее, в кожаной куртке и заляпанной машинным маслом майке. Прекрасный образ, надо признать». И от Брайана так приятно пахнет.

Эммет считает про себя: «раз Миссисипи, два Миссисипи, три Миссисипи», и старается дышать глубже. Он знает, что Брайан флиртует с ним чисто машинально, просто потому что для него это естественно и привычно: властвовать, подавлять, пользуясь своей сексуальной притягательностью.

И Эммет делает вид, что ничего не замечает.

- Я предпочитаю Пола Ньюмана, - заявляет он, и когда Брайан отодвигается обратно в угол дивана, улыбаясь каким-то своим мыслям, они еще четверть часа молча наблюдают за изнывающей от желания Оливией де Хэвилленд.

А потом случается ещё одна странная вещь в эту ночь Странных Открытий. Эммет встаёт за патэ и оливками (он не смог бы выдумать лучшего меню для ночи классического кино). Кухня расположена в той же комнате, что и телевизор, так что он продолжает смотреть фильм, не упуская ни одной детали. Он видит, как настаёт кульминационный момент, когда страсти плещут через край. Эммет намазывает крекеры, а в это время на диване, далёкий от Эммета с его патэ и оливками, Брайан –Брайан Кинни – делает нечто такое, что повергает Эммета в шок.

Он проговаривает монолог Брандо. По памяти. Беззвучно. Едва шевеля губами, так что никто не смог бы его услышать. Но Эммет всё видит. Брайан знает роль. Знает роль наизусть.

Эммет застывает с крекером в одной руке и с ножом – в другой. Он не знает, как реагировать.

Говоря по правде, временами он посмеивается над Брайаном. Но это не мешает ему признавать, что есть что-то завораживающее в этой жестокой честности, с которой он обращается, как нацистский хирург со скальпелем. А несколько раз, которые, впрочем, можно по пальцам пересчитать, он даже испытывал к нему симпатию. Этой ночью - ночью классического кино –он испытывает к Брайану то, что можно назвать неподдельным восторгом, и он не очень хорошо понимает, что же делать с этим неожиданным чувством.