В комнате повисла тишина. В глазах Эдмунда горела какая-то лихорадочная, нездоровая решимость. Никакой уверенности не было. Эдмунд понимал, что его авантюра практически обречена на провал. Но также он понимал, что не простит себя до конца дней, если будет смотреть, как осудят его мужа, выставив монстром.
А он не монстр! Но всем наплевать. Никому не нужно знать, что у человека глубоко внутри, каков он. Да Чезаре в сто раз лучше каждого из придворных подхалимов. Но никому нет дела! Он не просто пират. Он очень известный пират. Таких хотят уничтожить вдвойне.
- Он воевал, - медленно проговорил Эдмунд, вдруг вспомнив слова мужа. - Нужно все об этом разузнать… Возможно, есть что-то. Может, он герой войны. Нужно хоть что-нибудь.
- Какая война? - спросил Эрик.
- Точно не знаю. Ему было семнадцать, - быстро затараторил Эдмунд. - Когда она закончилась - девятнадцать. Сейчас ему сорок. Значит это…
- Йоркшир, - мрачно резюмировал Ричард. - Это отвратительно. Там была такая мясорубка… Ничего не узнать.
- Так уж ничего? - сощурился Мирт. - Поверь мне, мой друг, в бумагах, может, ничего и нет. Но вот люди помнят очень многое и очень долго. Это было всего двадцать лет назад. Нам нужен только номер его подразделения. Тогда будет проще.
- Номер узнать нетрудно. Нужно только поднять архив, - пробормотал Ник. - У меня есть друг. Он может помочь.
- Спасибо, - едва слышно прошептал Эдмунд. Он быстро сморгнул набежавшие слезы. - Нам нужны свидетели. Много свидетелей. Нужны люди из нашей деревни, слуги, кто-нибудь, кто может сказать хоть что-то хорошее. Я напишу Мерсье. Он должен найти нужных людей.
- Это может хоть немного помочь. Дело в том, что со стороны обвинения было человек двадцать. Значит, мы можем предоставить такое же количество, - оживился Кайл. - Я научу их говорить медленно, с растяжкой. Нужно потянуть время столько, сколько это возможно. Эдмунд, ты должен путать Аялу постоянно. Мешай ему. Плачь, падай в обморок. Все, что угодно. Приговор не должен быть вынесен еще дня два. Ты понял меня?
- Понял.
Эдмунд шел в зал твердой походкой, хотя не гнулись ноги. Омеге казалось, что он вот-вот упадет, но заставлял себя идти ровно и спокойно. Толпа обтекала его, расступаясь. Люди перешептывались, смотрели, не стесняясь. А Эдмунду было наплевать.
Когда Чезаре посадили на скамью, у омеги сжалось что-то внутри. Муж на него даже не посмотрел. Будто они чужие. Он уставился прямо перед собой отсутствующим взглядом. Судьи расселись по своим местам, и суд возобновился.
- Господин Гримме, вам предоставляется слово, - услышал омега словно откуда-то издалека.
Он не мог поверить своим ушам. Омега был уверен, что Аяла будет измываться над ним следующие несколько часов. Почему он переключился на Чезаре? Эдмунд переводил взгляд с капитана на мужа, пытаясь найти хоть какую-то причину. Но ее не было. А Чезаре будто бы не удивился, и это напугало Эдмунда во сто крат сильнее, чем слова Аялы.
- По какой причине вы преступили закон?
- Потому что у меня не было выхода. Удивительно, но бывшим солдатам не дают работу, - саркастично усмехнулся Чезаре. Он выпрямился на скамье. Зал зашумел.
- Вы бывший солдат?
- Да. Мне было семнадцать, когда меня забрал в армию.
- Где вы родились?
- На востоке Валлирии. Я крестьянин по происхождению. Если бы не война, я бы сейчас вспахивал поля.
- Расскажите о войне.
- Что о ней рассказывать? - усмехнулся Чезаре.
Его голос обрел силу и какую-то мощь. Зал затих, каждый хотел услышать эту историю. Но больше всего ее хотел услышать Эдмунд. Но только не так! Не сейчас!
Боги, зачем Чезаре это делает? Зачем собирается раскрыть душу? Почему начал отвечать на вопросы?
- Меня забрали рано утром. Сказали, что обязан послужить родине. Я был не особенно против. Через неделю я прибыл в лагерь, где был зачислен в пятый корпус. Около месяца над новобранцами издевался старшина, - Чезаре позволил себе коротко усмехнуться. - Но благодаря этому сморчку я выжил в кромешном аду. Через пару месяцев меня и еще СОРОК человек перебросили на юго-запад. Защищать родину. Нам выдали старые доспехи и меч, на этом экипировка закончилась. Все, что найдешь на поле боя - твое. Через две недели нас осталось двадцать восемь. Еще через неделю - двадцать. Через месяц - десять. Через полгода трое. Война не прощает медлительности и глупости. Она бьет с размаху, без предупреждения.
За два года я обошел весь юг. Война все не кончалась, хотя осточертело все. Мы все уже привыкли спать по три-четыре часа в сутки и биться насмерть по восемь. Через четыре месяца мы перестали отличать день от ночи. Довольно интересное состояние.
- Что было после войны?