Все имена птиц. Хроники неизвестных времен

Дело шло к полудню, и на улицах уже появились первые пешеходы, даже, кажется, начал ходить городской транспорт. Не то чтобы все стало как прежде, но как прежде, наверное, уже никогда не будет. Шофером у меня – машину-то выделили мне, большому начальнику, – был человек, но он тоже ничего не знал. Или не хотел говорить.

На проходной Технологического центра стояла вооруженная охрана, чего сроду не было, но меня пропустили без всяких проволочек. Шахта лифта была вся разворочена, и в ней возилась бригада – они демонтировали воздушный лифт. В холле громоздилась здоровенная клеть, загораживая дорогу. Люди и мажоры сновали по лестнице – движение почище, чем на проспекте Дружбы субботним вечером… Какой-то мажор, одолев два пролета, устало привалился к стене, да так и застыл, уставясь в пространство… Да что тут происходит, в самом деле?

Гарик сидел в кабинете. Он тоже выглядел паршиво, – видно, тяжелые выдались деньки. Но, увидев меня, привстал и сказал:

– Привет, Лесь.

– Что тут творится, Гарик?

– Реформы, – рассеянно ответил Гарик, – а если что не так, сам командуй… Мое дело – передать тебе все полномочия. Ключи от сейфа, шифры, личные дела…

– Ради этого ты меня вызвал? Я еще и хожу-то с трудом, знаешь ли…

– Я тоже, – сухо сказал Гарик, и я вдруг понял, что он не вышел мне навстречу из-за стола только потому, что побоялся упасть. – Похоже, тебе сразу придется приступать к работе, Лесь.

– Что все-таки стряслось, а, Гарик?

Он помолчал. Потом сказал:

– Знаешь, почему нет доступа к теме «Австралия»?

– Откуда ж?

– Ну так теперь у тебя есть доступ. Даю тебе два часа.

– Я… не понимаю.

– Потом поймешь. Возьми материалы и убирайся. Все, что ни попросишь, тебе предоставят. Все…

– Но я…

– Выметайся, сказано тебе! – рявкнул Гарик, и я вышел, нагруженный пыльными папками с надписью «Для внутреннего пользования».

* * *

Уже спустя полчаса я велел, чтобы развернули бактериологическую лабораторию, а при Центральной поликлинике – еще и диагностический центр. К вечеру выяснилось, что источником инфекции является вирус. К утру – что вероятность заболевания злокачественным энцефалитом у мажоров – стопроцентная. И что смертность также составляет практически сто процентов… Тогда, в незапамятные времена, в Австралии не уцелел никто.

Выжили только те гранды, которые оказались за пределами континента раньше, чем там разразилась эпидемия.

Не знаю, почему они засекретили этот материал. Должно быть, просто не хотели демонстрировать перед нами свою уязвимость. Ведь ни одна эпидемия, какой бы тяжелой она ни была, не косит людей стопроцентно. Видимо, все дело в этом. Они стыдились своей слабости.

Я попытался связаться с Гариком, но его увезли еще вечером. И мне некому было рассказать о том, что я вычитал в этих материалах. Например, о том, что со времен той эпидемии нигде – ни на островах, ни на материках – нигде не было зарегистрировано ни одного случая злокачественного энцефалита. И о том, что методы борьбы с ним до сих пор не разработаны.

Если бы они не были такими скрытными, подумал я, если бы они позволили людям заняться исследованиями, – быть может, удалось бы найти вакцину… Наверняка в Австралии этот вирус все еще существует – в латентном состоянии; или же в измененном – у каких-то родственных грандам видов. Его прививали бы мажорам, как мы прививаем себе коровью оспу…

Правда, недавно американцы рискнули – запустили в Австралию группу Шапиро, монолитную экспедицию, в которой не было ни одного мажора. Может, вирус пришел оттуда?

Или Шапиро должен был развернуть там бактериологическую лабораторию, а все эволюционистские разработки были лишь прикрытием? Мажоры предпочли препоручить исследования людям, потому что не могли надеяться на себя.

И тут я вспомнил о Шевчуке.

То есть, вероятно, сначала я вспомнил о Себастиане – там, под домашним арестом, слабеющем, не понимающем, что с ним происходит… почему так плохо, почему так темно вокруг… почему он совсем один… Человеческая обслуга, скорее всего, разбежалась – и на том спасибо. Они там, в Правительственном корпусе, держат уж совсем беспардонных холуев, а что для холуев слаще слабости прежних хозяев?

Я даже удивился – как это я раньше не додумался? Ведь если кто и может что сделать, так это Шевчук. Беспринципный тип… Циничный подонок… И совершенно блистательный бактериолог. Он наверняка продается – что бы он там ни твердил о своей ненависти… дорого продается… но продается.

Самый шикарный автомобиль – на Петра-Реформатора… И все что угодно, вплоть до моей нынешней должности. Он честолюбив… и азартен… он согласится…

Я бы сам за ним поехал – но боялся опоздать к Себастиану. Позвонил в Центральный госпиталь, но его туда не доставили, как я и думал. Там даже не все койки были заняты. Я не осуждаю людей – после той ночи никто бы сейчас и пальцем не пошевелил ради мажора…

Я вызвал машину.

* * *

Правительственный центр напоминал морг – холод и пустота. Какой-то мажор лежал сразу за оградой – грязная, бесформенная кучка перьев… Я не стал задерживаться – только перевернул его лицом вверх, чтобы убедиться, что это не Себастиан.