Голос отказывался повиноваться. Я могла лишь смотреть на чудовищный поединок и молить Тараш прекратить это. Может, боялась, что мой окрик только ускорит конец. Ирмерий отвлечется на меня и… Декан не упустит возможности довершить начатое. Оставалось наблюдать, судорожно зажимая ладонями рот, и ждать подходящего момента, который, возможно, и не наступит.
Как же я была наивна, если считала, что смогу остановить двух разъяренных мужчин! Не удивлюсь, если сейчас они оба уже забыли, почему вообще сражаются. Остались инстинкты, и выбор для обоих только один: умереть или убить.
Когда декан Байдерн ловким движением сделал подсечку и приставил меч к горлу опрокинутого на землю Ирмерия, я закричала. Крик будто прорезался откуда-то из глубины души. Безумный, страшный. Никогда не думала, что могу вообще издавать такие звуки.
— Не-е-ет! — мысль эта рвалась откуда-то из подсознания, заволакивая все, поглощая способность мыслить.
И декан вздрогнул. Его лицо исказилось, словно этот крик разрывал в нем все на части. Отбросив меч, схватился за голову. Его трясло.
О, демоны, это сделала я?! Каким-то непостижимым образом велела ему прекратить?! Меня саму затрясло, а крик продолжал звучать в голове, надрывный, истерический. Из носа декана хлынула кровь, он устремил на меня полубезумный взгляд и захрипел. Ирмерий уже вскочил на ноги, непонимающе наблюдая за нами. Потом на его лице появилось какое-то странное жесткое выражение. Подхватив с земли меч, он занес его над беспомощным сейчас противником.
Мой крик тут же стих. Сознание ворвалось в голову пульсирующими толчками. Я не должна позволить ему этого сделать. Сейчас в нем говорит злость и взлелеянная годами жажда мести. Но потом он пожалеет. Несомненно пожалеет о том, что победил нечестно. И это будет грызть его до конца дней. Ирмерий слишком благороден, чтобы предполагать иное.
Из последних сил подключила легкость и оказалась рядом со сражающимися так стремительно, что никто не успел отреагировать. Заслонила собой декана и ощутила, как острие меча Ирмерия коснулось груди. Проткнуло совсем немного, и сейчас я даже боли не почувствовала. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Я смотрела в любимое лицо, кажущееся чужим, и шептала, как заведенная:
— Не делай этого, прошу… Не делай этого… Остановись…
Он отбросил меч, словно ядовитую гадину, и обхватил голову руками. Его лицо исказилось, словно это он сейчас слышал мой чудовищный крик. Но нет… Мучило Ирмерия совсем иное. Собственные демоны, наконец, прорвавшиеся наружу. Я не могла смотреть на это. Просто не могла. Его боль отзывалась во мне, словно я сама ее испытывала. Отпрянув от декана, попыталась обнять любимого мужчину. Его лицо тут же словно окаменело. Он сбросил мои руки с таким же видом, как только что отшвырнул меч. Словно его коснулось нечто мерзкое и неприятное. Лицо стало совершенно спокойным, губы тронула кривая усмешка.
— Не переживай, я больше не сделаю попытки уничтожить твоего возлюбленного. Вы друг друга стоите. Жаль, что я был таким слепцом, и не заметил этого раньше.
Не говоря больше ни слова, он двинулся к оставленной неподалеку машине. Я же ощущала, как с каждым его шагом ширится пустота в душе. Хотелось завыть, как волчица, на глазах у которой одного за другим уничтожают детенышей. Почувствовала на плечах руки декана и не нашла в себе силы отстраниться. Они давали хоть какую-то опору и поддержку.
— Ты все сделала правильно, — услышала спокойный голос и вздрогнула от неожиданности. — Хотя вторжение в мой разум не доставило особого удовольствия, — привычные насмешливые нотки заставили меня, наконец, отвести глаза от удаляющегося Ирмерия Старленда. Я ухватилась за слова наставника, словно за соломинку, еще удерживающую на грани жизни и смерти.
— Если бы я этого не сделала, вы бы его убили? — разворачиваясь к нему, спросила и уставилась в задумчивое лицо.
— Возможно, — он покачал головой. — Когда тобой овладевает азарт битвы, трудно себя контролировать… Думаю, ему ты тоже оказала услугу, не позволив совершить подлость.
— Как вы думаете, он когда-нибудь сможет меня понять? Понять и простить? — чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, спросила я.
— А меня смог? — невесело усмехнулся декан. — Хотя… ко мне он никогда не испытывал особой симпатии. Теперь же мои надежды на то, что все может измениться, и вовсе развеялись окончательно.
— Почему для вас так важно заслужить его расположение? — глухо спросила я.
Не думала, что он ответит. Но декан с неожиданной горечью произнес:
— Возможно, я видел в Ирмерии единственного, кто достоин моего в этом проклятом мире.
— А теперь?
— И теперь, — он тоже смотрел вслед удаляющемуся самоходному экипажу. — Такие, как он, редкость. Для тех, кто разбирается в характерах других так, как я, это особенно очевидно. У меня были планы на него.
— Какие планы? — я насторожилась.
Декан вздрогнул, только сейчас, видимо, осознав, что пустился со мной в ненужные откровения.