Все к лучшему

Ваша компания удобно устроилась на высоких табуретах за столиком у окна, откуда можно наблюдать за входящими и выходящими посетителями. Ты перебрасываешься с Джедом и Раэлем солеными шуточками, надеясь, что со стороны ваша троица выглядит совершенно беззаботно, будто вам вообще плевать, есть ли в баре женщины, но все равно испытываешь неловкость, хотя и безо всяких причин, потому что никто на вас не смотрит.

И тут ты замечаешь ее. Она с подружкой стоит у стены, сжимая в руке бутылку пива как-то слишком изящно, неестественно, так, словно не привыкла к этому. У нее густая грива длинных рыжеватых волос и высокие скулы, подчеркивающие идеальные черты лица, тонкие, как у ребенка, чье детство прошло в дорогой частной школе. Голубые глаза цвета выгоревших на солнце джинсов, маленький широкий нос, как у котенка, и мягкие припухлые щеки нимфетки. Ты откуда-то знаешь, что она ненавидит свои щеки и каждый раз, глядя на себя в зеркало, втягивает их, и тебе хочется объяснить ей, до чего она не права: эти мягкие невинные щечки, к которым прилагаются стройное мускулистое тело и очаровательные голубые глаза, обещают невыразимое наслаждение, как и ее круглая попка, длинные стройные ноги, нежная крепкая грудь и плоский живот. Ты знаешь, что почувствуешь, потеревшись щекой о ее щеку, и как эти щеки будут выглядеть сверху, когда она зажмурит глаза и приоткроет рот, а ты, лежа на ней, потянешься, чтобы поцеловать ее в губы.

Эти мысли так захватывают тебя, что ты забываешь притвориться равнодушным, и она замечает, как ты глазеешь на нее, так что не остается ничего другого, кроме как слезть с табурета и с бокалом в руке направиться к ней, и ты идешь, чувствуя странную решимость, как будто встал на место фрагмента головоломки, щелкнув глухо, точно дверь дорогой машины, и раз уж ты все равно в это ввязался, то нечего терять.

— Меня зовут Зак, — представляешься ты, перекрикивая шум музыкального автомата и громкие разговоры и стараясь унять нервную дрожь.

— Хоуп,[4] — она протягивает руку в ответ, и ты не сразу понимаешь, что девушка назвала свое имя, а не причину, по которой вы все сегодня здесь оказались.

— Мне трудно в этом признаться, — говоришь ты, — так что лучше я скажу напрямик. Я собираюсь за вами поухаживать.

Хоуп разражается глубоким мелодичным смехом, уверенно и беззаботно, словно мы старые друзья. Такого я не ожидал.

— Мне нравится ваша откровенность, — признается она.

— Тогда я начну?

— Вперед.

Между вами завязывается двухчасовой увлекательный разговор, настолько естественный, что и не снилось ни одному сценаристу, и мгновенно выясняется, что ваши взгляды на жизнь и чувство юмора удивительно совпадают, а потом вы начинаете друг над другом подшучивать, но легко, весело и в тему. Тебе кажется, что вы знакомы сто лет, она хлопает тебя по руке, когда смеется, и наклоняется к тебе, пропуская проходящих мимо посетителей. Спустя некоторое время до тебя доходит, что друзья уже ушли, да и ее подруги нигде не видно, и ты со смешанным чувством удовольствия и страха понимаешь, что вы последние посетители. С одной стороны, это здорово, ты сто лет не засиживался в баре до закрытия, а с другой — и что теперь делать, черт возьми? Ты уже решил, что сегодня никакого секса не будет (как будто это зависит от тебя!), и не потому, что тебе не хочется, о, видит Бог, еще как хочется, но потому что ты не хочешь, чтобы это знакомство превратилось в пошлую одноразовую связь, и боишься все испортить. Тебе не хочется, чтобы этот вечер кончался, хотя, разумеется, он уже кончился. Ты предлагаешь проводить ее до дома, она соглашается, и все получается как нельзя лучше, потому что на улице собачий холод и девушка не столько держит тебя под руку, сколько прижимается к тебе, пытаясь согреться. Ветер задувает ее волосы тебе в лицо, они хлещут тебя по глазам, и от боли у тебя выступают слезы, но во всем этом куда больше близости, чем в случайном сексе. Она живет в одном из шикарных монолитных небоскребов на Пятой авеню, и ты хриплым от усталости голосом (шутка ли, несколько часов подряд перекрикивать музыкальный автомат!) произносишь: «Спокойной ночи», но она тянет тебя за собой мимо швейцаров — «Привет, Ник. Привет, Сантос» — в лифт. И не успеваешь ты собраться с духом, чтобы чмокнуть ее на прощанье, как она первая целует тебя — глубоко, страстно, прислонив к стенке лифта и прижавшись к тебе всем телом, и ты горько жалеешь, что вы оба в пальто. Поцелуй длится все пятнадцать этажей и еще чуть-чуть, потому что девушка не отрывается от тебя, когда двери разъезжаются на ее этаже. Потом все же, задыхаясь, она отступает на шаг назад, с очаровательно растрепанными от ветра и ваших объятий волосами, и признается: «Это было здорово». Вынимает из сумочки серебряную ручку и пишет на твоей руке имя и телефон, ниже — «продолжение следует», и произносит с серьезным видом:

— Знаешь, Зак, я не люблю притворяться и не терплю, когда со мной играют. Если я тебе нравлюсь, позвони мне, ладно? Не надо выжидать время. Если ты мне завтра не позвонишь, я пойму, что неинтересна тебе.